1632

Это впечатление было общим для всех. Но во многом другом, точки зрения расходились.

Для германских участников и гостей свадьба явилась надеждой. Или, может быть, придала им уверенности. Хотя теперь они составляли больше половины этого нового общества, куда их вроде как доброжелательно приняли, все же германцы – бывшие беженцы, наемники, обитатели обоза – отчетливо ощущали свое подчиненное положение в нем. Они как бы брели в нем наощупь, мало что понимали, их чувства не могли принять того, что их считают равными.

Их сдерживали вековые привычки. Концентрированная кислота наследственных привилегий разъела их души. Даже не сознавая того, германские новички автоматически реагировали на американцев, как простолюдины на дворян. Не имело значения, что американцы сказали им. Слова вообще дешевы, тем более обещания аристократии своим подданным.

Важно было то, что всегда имело значение и сразу бросалось в глаза – поведение, манера держаться. И американцы – это было ясно видно – были дворянами. Это сквозило во всем: в разговоре, в делах, в молчании, в отдыхе. Ясно, как Божий день.

Если бы им сказали об этом, американцы были бы озадачены. Их собственные века также сформировали их, исцелив аналогичные раны. Каждый американец, подсознательно принял фундаментальную истину, само собой разумеющуюся теперь.

Я важен. Драгоценен. Я личность. Моя жизнь полноценна.

Это так и выпирало из них, неважно, знали они об этом или нет. И это было то невысказанное, бессознательное отношение, которое немецкие новички почувствовали сразу. Они реагировали автоматически и мгновенно, как Гретхен недавно, предположив, что американская учительница была герцогиней. Или как Ребекка, сразу предположившая, что шахтер был идальго.

Укоренившиеся привычки, вбитые в людей веками угнетения и жестокости, не могут быть искоренены только словами. Необходимы дела, особенно дела запоминающиеся, наглядные.

Они привыкли к тому, что немногие люди действительно ценны. Большинство нет.

Хорошая кровь. Плохая кровь. Это простое, порочное разделение преследовало Европу на протяжении веков. За эти десять с небольшим лет, в настоящее время, оно превратило центральную Европу в кладбище. Дворянство, как обычно, не заботясь о цене мяса, выступило в роли мясника по отношению к простому народу. Почему бы и нет? Жизнь этих людей ничего не стоит. Им неведомо чувство боли, как нам.

Хорошая кровь, плохая кровь. А сейчас американцы давали понять своим новым братьям. Это не важно. Для нас это ничего не значит.

* * *

Для американских участников и гостей свадьбы все смотрелось под несколько другим углом. "Кровь" вообще не обсуждалась. В конце концов, приличное их количество и само имело немецкое происхождение. Дело было в тонкостях общественного положения, класса.

Независимо от плебейского Аппалачского "рода" Джефффа, он считался одним из городских приличных парней. Все это знали, хотя некоторые и подтрунивали над ним, называя "зубрилой" или "фанатом".

Ну а Гретхен в глазах многих еще до объявленной свадьбы была "отбросом общества". А после этого некоторые стали выражаться еще хуже. Потаскуха, дорожная шлюха.

Но, как верно подметил Майк, правильно сформированное общественное мнение сметает все на своем пути. Так что, грязные слова произносились только в узком кругу. И даже в нем не так часто. Шли дни, общественное мнение менялось. К концу свадьбы осуждающих практически не осталось, кроме маленькой горстки людей. Американцев в Грантвилле несла приливная волна романтики.

Да, да, да – все это было очень странно. Ну так что?

В тысячах сказок бывало еще и не так. С Джефффом Хиггинсом было, в конце концов, все понятно. Все знали историю о том, как он и его друзья стояли с ружьями, сдерживая толпу головорезов. Если по правде, настоящий рыцарь в сияющих доспехах. В аппалачском стиле, разумеется, а что в этом неправильного?

Гретхен? Ну ей Богу, Рапунцель, с фигурой, лицом и длинными белокурыми волосами, прям точь-в-точь. Да забудьте же, наконец, о грязных ногах. И если история о том, как она спрятала своих сестер в уборной, была ужасной, она была вместе с тем и героической по-своему. Для горцев, по крайней мере.

Достаточно скоро, облагороженный вариант этой истории уже жил своей жизнью среди населения, добавив сюда окровавленный гламур. О-о-о… такие ужасы! Горные ужасы!

История, конечно, исказилась. Людвиг и Диего сплавились в один образ. Отчаянная молодая женщина и ее новый любовник в смертельной схватке покончили с препятствиями к их любви. Ужас, ужас, чистый ужас. С другой стороны, тот человек был настоящим дьяволом. Монстр, злодейство которого росло от рассказа к рассказу. Да и выглядел он внешне, как дьявол. Неужели доктор Адамс рассказывал об этом сам? (Этот известный сплетник. Но вот слухи о том, что он сам вбил осиновый кол в сердце трупа, явно уж были ложными.)