Чтобы прекратить подобные слухи и заставить солдат подчиняться, Куту пришлось издать общий приказ: первые 20 000 рупий, полученных от Килледара, будут распределены в качестве поощрительной премии среди солдат.
Положение Лалли стало теперь рискованным и очень опасным. Опасаясь, что если он бросит командование, то может быть вызван в трибунал или предстать перед военным судом во Франции, он 27 декабря 1759 г. вновь приступил к выполнению своих обязанностей. Возможно, командующий поступил так под влиянием грозного письма от Лейри от 8 декабря, в котором его предупреждали: губернатор имеет запись всех грубых нарушений закона и словесных скандалов Лалли. Он отметил, сколь вредное воздействие они оказали на французскую колонию в Индии.
На следующий день Лалли ответил своими гиперболическими и эмоциональными письмами, взывая ко всеми самому хорошему, что было у Лейри, призывая забыть прошлое и далее работать совместно.
Письмо было почти что кратким психологическим портретом Лалли — человека крайностей, не знающего середины. Это всегда было его слабостью в Индии. Если (что очевидно) он собирался работать с коррумпированным бюрократическим аппаратом «Индийской компании», то какой смысл был в том, чтобы публично денонсировать коррупцию чиновников-бюрократов?
Маркиз хвастался, что очистит авгиевы конюшни, но совершенно явно не имел для этого ни средств, ни ресурсов. Лалли всегда сначала говорил, потом думал, он никогда не мог сдержать свой язык. С другой стороны, этот человек не имел ни на кого зуба и не понимал, что так могли поступать другие, полагая, будто простые извинения могут уладить дело, невзирая на то, как глубоко могли ранить его слова.
В противоположность ирландцу обычного типа, Лалли не размышлял над древними обидами и не занимался мазохизмом, смакую ядовитые стрелы оскорблений двадцатилетней давности. Его несчастье заключалось в том, что виновными в мнимом гневе ирландца были, прежде всего, его врагами.
В конце 1759 г. положение французов в Индии стало критическим, но еще не безнадежным. Престиж французского оружия пока продолжал сохраняться. Правда, Франция потеряла плато Декан и Мазулипатам, но вызывает сомнения, что «Ост-Индийская компания» увеличила свое могущество и консолидировала плацдарм, разрушив форт Сент-Дэвид и оккупируя Аркот. Если флот смог бы вернуться с острова Маврикий, а из Франции поступили бы значительные подкрепления солдатами и деньгами, то еще могла появиться какая-то надежда.
Но на самом глубоком уровне предзнаменования оказались неблагоприятными. Францию в ходе Семилетней войны преследовали отсутствие денег и кредитов. Людовик XV и его генеральный контролер Силуэт уже были близки к тому, чтобы отказаться от Индии, как хотели отказаться от Канады. Хроническое отсутствие денег привело к тому, что положение французов на побережье Коромандела сделалось крайне опасным, и это в большой степени можно объяснить структурными факторами и «необходимостью».
Но на уровне возможности и «стечения обстоятельств» французов решительно превзошли их британские соперники. Клайв нашел способ избежать крайностей противоречий фракций военных и компании, чего никогда не сделал Лалли. Более того, Лалли выдворили со своего поста в Индии. И в самом деле, потребовался такой военный гений как Клайв, чтобы ликвидировать позицию французов в Канатике.
К сожалению, в период Семилетней войны в распоряжении Франции оказалось мало таких людей.
Глава 6
Вульф в Квебеке
Самым значительным литературным трудом, опубликованным в 1759 г., был «Кандид» Вольтера. Шестидесятипятилетний Франсуа-Мари Аруэ только что обрел постоянное место жительство в Ферни на швейцарской границе после суматошного странствующего образа жизни. Он нашел новый способ высмеивания своего заклятого врага — господствующей религии («гадины», как он замечательно назвал ее).
Небольшая философская повесть «Кандид», состоящая из тридцати глав, отличающаяся быстрым развитием действия, представленным почти целиком в виде диалога, вознесла на новые высоты типичный для Вольтера метод высмеивания. Он выворачивал наизнанку абсурдность привычных истин (его часто называют «исходящим из абсурдности»). Его мишенями на сей раз были, с одной стороны, христианские понятия благосклонности Провидения и всемогущества Бога, не ограниченного злом, а с другой стороны — идея Лейбница о том, что наш мир является лучшим из всех миров.