1812. Фатальный марш на Москву

Хотя русская армия неизменно терпела поражения от Наполеона, молодые офицеры испытывали веру в себя и лелеяли мечты о войне до окончательной победы, а потому, естественно, тоже ощущали себя обманутыми. Солдаты не понимали, почему их царь вдруг бросился в объятия того, которого сам же прежде называл антихристом, почему стал его союзником. Генерал Уилсон, британский советник при русской армии, развернул войну слухов против политики Александра. По углам активно шептались о возможном убийстве царя. «Берегитесь, государь! Вы кончите, как ваш отец!» – предостерег императора однажды некий придворный. Поскольку в последнее столетие в России случалось немало дворцовых переворотов, многие предполагали, что разочарованные придворные могут отважиться прибегнуть к «азиатскому лекарству», как выразился один дипломат. «Я видел, как властелин сей входит в собор следом за убийцами деда, окруженный душегубами отца, тогда как замыкают процессию, вне сомнения, иные, которые станут его палачами», – писал один французский эмигрант после коронации Александра. Подобные опасения надо, вероятно, считать преувеличенными, хотя совсем сбрасывать их со счетов тоже не стоило{32}

.

Обстановка только больше усугубилась, когда Британия не стала подписывать мира с Францией, а России приходилось уважать соглашение с Наполеоном и объявлять ей войну. Этот разворот во внешней политике казался противоестественным, и тогда только русской элите стали ясны истинные последствия Тильзитского мира. «Альянс России с Вашим Величеством, а в особенности война с Англией, перевернули с ног на голову естественный ход мышления в этой стране, – доносил посол Наполеона из Санкт-Петербурга в декабре. – Это все равно, что полная смена религии»{33}

. У Александра возникли сложности с поиском подходящих министров, которым он мог бы поручить проводить в жизнь избранный им политический курс. Единственный из вельмож, всем сердцем стоявший за союз французами, граф Николай Румянцев, занял теперь пост министра иностранных дел.

Трудно сказать, что именно думал Александр о Наполеоне и о договоренностях, достигнутых в Тильзите, поскольку царь почел за благо таиться от окружающих и не проявлять с ними искренности. Так или иначе, внешне он прикидывался, будто горой стоит за договор и за дружбу с императором французов. Чувствуя отторжение со стороны подданных, Александр замкнулся в себе. Вынужденный противостоять общественному мнению, он, как мог, поливал бальзам на раны уязвленной гордости и бинтовал их обрывками духовного полотна – некоего материала, оставшегося у него от странноватого воспитания.

Как ни странно и удивительно, но, по иронии судьбы, в подписанном в Тильзите договоре таилось и зерно будущих ростков поражения Наполеона. Если смотреть поверхностно, император французов совершил выгоднейшую сделку. Он переломил хребет коалиции и образовал великое герцогство Варшавское как некую французскую пограничную марку – аванпост, служивший амбивалентной субстанцией, выгодно расположенной фигурой на шахматном столе дипломатии, которую представлялось возможным использовать для наступления на одного или многих его потенциальных врагов, либо задействовать в качестве торгового актива при какой-нибудь большой политической сделке. Словом, козырь этот выступал пороховой бочкой, заложенной под один из бастионов здания крепости России в Центральной Европе, а также и создавал угрозу для Австрии. Договор обнулил шансы Пруссии и гарантировал законность сильного военного присутствия французов в данном ареале, готовых к действию при возникновении малейших сложностей. Помимо всего прочего договор выглядел как афронт для Британии, для судоходства которой закрывались очередные порты, и которая больше не могла найти союзников на европейском континенте. Наполеон вплотную приблизил момент, когда Британии пришлось бы садиться с ним за стол переговоров. Вскоре после подписания соглашения с Россией император французов получил шанс сосредоточить усилия на очистке от британских метастазов Пиренейского полуострова, и в ноябре 1807 г. французские войска вошли в Лиссабон.