Писалось это, по-видимому, по прямому указанию царя, ибо сохранился проект послания, на котором рукою Александра I начертано: «быть по сему». Что касается упоминания о «нынешних обстоятельствах», то речь здесь идёт о выступлении А. К. Ипсиланти, положившего начало борьбе за освобождение Греции от османского ига.
Инзов дал самый благоприятный отзыв о поэте: «Пушкин, живя в одном со мной доме, ведёт себя хорошо и при настоящих смутных обстоятельствах не оказывает никакого участия в сих делах. Я занял его переводом на российский язык составленных по-французски молдавских законов, и тем, равно другими упражнениями по службе, отнимаю способы к праздности. Он, побуждаясь тем духом, коим исполнены все парнасские жители к ревностному подражанию некоторым писателям, в разговорах своих со мною обнаруживает иногда пиитические мысли. Но я уверен, что лета и время образумят его в сем случае» (22, 156–157).
То, что Иван Никитич назвал пиитическими мыслями, секретные агенты именовали более определённо: «Пушкин ругает публично и даже в кофейных домах не только военное начальство, но даже и правительство». Сам Александр Сергеевич, вспоминая своего кишинёвского покровителя, говорил позднее: «Старичок Инзов сажал меня под арест всякий раз, как мне случалось побить молдавского боярина, но зато добрый мистик в то же время приходил меня навещать и беседовать со мною об гишпанской революции». Знал бы царь, один из душителей европейских революций, о чём говорил с поднадзорным поэтом один из его высших чиновников!
С ноября 1820 года до начала марта 1821-го Пушкин пребывал в Каменке. Там он заболел, и обеспокоенный начальник «ссыльного» послал запрос хозяину усадьбы. Получив успокоительный ответ, благодарил его: «До сего времени я был в опасении о господине Пушкине, боясь, чтобы он, невзирая на жестокость бывших морозов с ветром и метелью, не отправился в путь и где-нибудь при неудобствах степных дорог не получил несчастия. Но, получив почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца, я спокоен и надеюсь, что ваше превосходительство не позволит ему предпринять путь, доколе не получит укрепления в силах».
Ощутив это «укрепление», Александр Сергеевич не поспешил возвращаться в Кишинёв, а поехал в Киев. Там он встретился с одним из своих многочисленных знакомых, который с немалым удивлением спросил, как он очутился в этом городе.
— Язык до Киева доведёт, — ответил поэт, намекая на причину своего удаления из столицы.
При неограниченном самолюбии Пушкин был крайне обидчив. Характерен случай, рассказанный Липранди: «Однажды с кем-то из греков в разговоре упомянуто было о каком-то сочинении. Пушкин просил достать его. Тот с удивлением спросил:
— Как! Вы поэт, и не знаете об этой книге?
Пушкину показалось это обидно, и он хотел вызвать возразившего на дуэль».
Инзов как отец родной всячески прикрывал и выгораживал своего подопечного. У Пушкина никогда никаких осложнений со своим благодетелем не было. Современник вспоминал: «Утром я был у Пушкина: он сидел под арестом в своей квартире, у дверей стоял часовой.
— Здравствуй, Тепляков! Спасибо, что посетил арестанта… Поделом мне!.. Что за добрая благородная душа у Ивана Никитича! Каждый день я что-нибудь напрокажу, Иван Никитич отечески пожурит меня, отечески накажет и через день всё забудет. Скотина я, а не человек! Вчера вечером я арестован, а сегодня рано утром он уже прислал узнать о моём здоровье. И доставил мне полученные из Петербурга на моё имя письма. И последние книжки „Благонамеренного“».
Летом 1823 года, соблазнённый благами цивилизации, Пушкин перебрался в Одессу. Это удивило и уязвило Инзова.
— Зачем он меня оставил? — сетовал Иван Никитич, — ведь он послан был не к генерал-губернатору, а к попечителю колоний; никакого другого повеления об нём с тех пор не было; я бы мог, но не хотел ему препятствовать. Конечно, в Кишиневё иногда бывало ему скучно; но разве я мешал его отлучкам, его путешествиям на Кавказ, в Крым, в Киев, продолжавшимся несколько месяцев, иногда более полугода? Разве отсюда не мог он ездить в Одессу, когда бы захотел, и жить в ней, сколько угодно?
…Между тем карьера «старичка» Инзова продолжалась. С июля 1822 года он — управляющий Новороссийской губернии с оставлением в прежних должностях, через год — Новороссийский генерал-губернатор и наместник Бессарабии. В июне 1823 года произведён в генералы от инфантерии (по таблице чинов Российской империи это 2-й класс, 1-й — генерал-фельдмаршал).
Инзов был успешен и на воинском поприще, и на гражданской службе, но потомки знают его в основном в связи с личностью А. С. Пушкина, который увековечил имя Ивана Никитича в своих письмах и в миниатюре «Воображаемый разговор с Александром I». Царь якобы спрашивает у Александра Сергеевича, почему он не ужился с Воронцовым, но был дружен с Инзовым.