1812 год в жизни А. С. Пушкина

В среде, в которой Пушкин находился с 1820 по 1824 год, о грозе 1812 года не забывали, ибо были участниками войны и находились далеко от Петербурга, не стесняемые мнением царя и его окружения, одёргивавшего «непонятливых» офицеров. «Давно пора перестать говорить о кампании 1812 года или по крайней мере быть скромнее. Если кто-либо сделал что хорошее, он должен быть доволен тем, что исполнил свой долг, как честный человек и достойный сын Отечества», — писал в марте 1821 года начальник Главного штаба П. М. Волконский командиру Гвардейского корпуса И. В. Васильчикову.

Отстранённость от темы Отечественной войны 1812 года чувствуется и в творениях великого поэта — его больше привлекали фигуры Наполеона и Александра I, хотя обстановка, в которой он находился, и впитываемые им впечатления давали пищу и для отражения в творчестве событий, более близких для русского человека. То есть высочайшая установка на прославление периода заграничных походов невольно сказалась на выборе Пушкиным творческих тем. Словом, невозможно, живя в обществе и не зависеть от него, как говаривали классики.

* * *

…Из лиц, с которыми поэт близко сошёлся в Одессе, отметим А. Н. Раевского и А. Ф. Ланжерона.

«Близкий мой приятель». Так Пушкин называл А. Н. Раевского. Он был на четыре года старше поэта. В пятнадцать лет его зачислили на военную службу подпрапорщиком в Симбирский гренадёрский полк.

В конце войны с Турцией Александр находился в армии с отцом. В Отечественную войну 1812 года отличился в сражении под Салтановкой и был произведён в подпоручики.

— Мой сын Александр храбрец, — говорил по этому поводу генерал Н. Н. Раевский, — получил чин и орден Святого Владимира. Я надеюсь, что он продвинется и получит золотую шпагу.

Золотую шпагу Александр получил за храбрость, проявленную в трёхдневном сражении под Красным. В двадцать два года был полковником, служил в Петербурге, тогда-то и познакомился с Пушкиным, но сблизились они только летом 1820 года на Кавказских Минеральных Водах:

С ним подружился я в то время.Мне нравились его черты,Мечтам невольная преданность,Неподражательная странностьИ резкий, охлаждённый ум.Я был озлоблен, он угрюм;

Страстей игру мы знали оба;Томила жизнь обоих нас;В обоих сердца жар угас;Обоих ожидала злобаСлепой Фортуны и людейНа самом утре наших дней.

Затем была совместная поездка в Крым, встречи в Каменке и Киеве, тесное общение в Одессе и горькое разочарование в друге в Михайловском. А с каких надежд начиналось «утро» их отношений! Александр Раевский отличался яркой индивидуальностью. Человек блестящего и саркастического ума, он обладал всеразлагающей иронией. Современники называли его циником, воплощением духа отрицания, неверия, демонизма и прозвали Мельмотом — разочарованным человеконенавистником. Разность натур Пушкина и его нового приятеля вызывала их интерес друг к другу. Молодой поэт, увлечённый необычным и возвышенным, романтикой жизни, столкнулся со скептиком, охладелым человеком. Язвительное отрицание, душевный холод и равнодушие к жизни в сочетании с образованностью и большим умом привлекли Александра Сергеевича в тёзке. Он искал его общества и вскоре почти полностью подпал под его влияние.

Мне было грустно, тяжко, больно,Но, одолев меня в борьбе,Он сочетал меня невольноСвоей таинственной судьбе —Я стал взирать его очами,С его печальными речамиМои слова звучали в лад, —

писал Александр Сергеевич в черновиках «Евгения Онегина».

В 1820 году Пушкин создал поэму «Кавказский пленник». Начал он её в августе в Гурзуфе, закончил 23 февраля следующего года в Каменке, имении Давыдовых. То есть поэма писалась в начальный период сближения с Александром Раевскии и «моделью» её героя в значительной мере стал новый друг с его страстным характером при внешней холодности:

Давно, давно привыкнул онСебя таить в душе глубокой.В самом себе привыкнул онТаить… и скорбь, и наслажденьеПротиву злобы хладный каменьСреди гонений, средь пировВезде казался хладный камень.

Отражая в характере пленника равнодушие к жизни и к её наслаждениям, преждевременную старость души — эти отличительные черты молодёжи начала XIX столетия — Пушкин имел перед собой типичного её представителя в лице Александра Раевского. В нём эти черты выступали с особой резкостью и были особенно близки поэту, испытавшему уже немало разочарований. Укреплению последних немало содействовал новый друг.: