188 дней и ночей

Шестьдесят четыре года назад немецкий философ Эрнст Юнгер[42] записывает в своем дневнике: «Разговор о мужчине, который является хорошим мужем, но плохим любовником. В таких случаях женщины обычно говорят: у меня всегда была другая жизнь. Я задумался над причиной таких признаний, должно быть, они вызваны одиночеством, в котором пребывают двое людей и в котором есть что-то ужасающее. Мужчины живут в таком союзе, словно стоят над пропастью со змеями и скелетами, наскоро замаскированной цветами. Но зачем? Только потому, что испытывают страх и чувствуют неуверенность в себе? При полном взаимопонимании наши близкие доверили бы нам свои тайны, как дети».

Вы, как я уже убедилась, опираетесь на данные и цифры, а я больше доверяю наблюдениям, почерпнутым из жизни. Между прочим, согласно им, мы, женщины, более всего ценим тех мужчин, которых постоянно надо завоевывать. Мужчин непокорных. Трудных. Таких, у которых безнаказанно не попляшешь на голове. Мы заявляем, что ищем в отношениях с мужчиной стабильности, но как только мы ее обретаем, она начинает нам надоедать. В воображении начинаем рассматривать ближайшее окружение и создаем образ идеального партнера. Совершенно не похожего на того, который сидит рядом с нами на диване. Тот, которого создали наши мечты, должен быть сумасшедшим, особенным и непременно нравиться женщинам.

Почему так происходит? Потому что у женщин до сих пор проблемы с самооценкой. Обычный мужчина не может убедить их в том, что они самые лучшие. Вот почему так важно быть необыкновенной в глазах того, о котором мы мечтаем. Но логика не изменяется. Ему нравится моя задница, значит, я чего-то стою. Когда она перестанет быть упругой, любимый потеряет ко мне интерес. Я потеряю ценность. В отличие от мужчин, для которых страсть женщины является очередным фактом и подтверждением того, что он особенный, непохожий на других. Это для него не награда, а нечто само собой разумеющееся. Правда, у меня когда-то была подруга, которая, перед тем как лечь в постель с парнем, заводила будильник, и если их близость длилась менее сорока пяти минут (рекомендованных Михалиной Вислоцкой), она записывала его в свою тетрадочку в клетку на странице, озаглавленной «Импотент». И прекращала с ним общаться. Ей ни разу не пришло в голову, что именно она могла повлиять на любовную клепсидру. В результате бесед с подругами, знакомыми и незнакомыми женщинами я пришла к выводу, что самой большой критике со стороны жен подвергаются мужья, придерживающиеся традиций. Одно и то же на протяжении многих лет. Никаких неожиданностей. Раз-два — и готово! Чужие мужчины представляются женщинам привлекательными, потому что они не задумываются о том, что у идеализированного любовника тоже может быть недовольная физиономия и от него можно услышать глупые замечания, с той лишь разницей, что с этими проблемами сталкивается другая. Они до последнего уверены в том, что объект их вожделения не храпит, не потеет и не расхаживает по дому в трусах и носках.

С уважением,

МД

P.S. Есть ли что-то, чего я стыжусь? — спрашиваете Вы. Да, хотя я Вас разочарую, потому что речь идет не о сексе. В подростковом возрасте я копила деньги на подарки близким. Как раз приближались именины мамы, и я отправилась в знакомый книжный магазин. «Может, Дюма?» — спросила меня продавщица. А я, услышав фамилию писателя, окинула взглядом прилавок, чтобы узнать, красиво ли будет выглядеть подарок, но никакого Дюма не нашла. Был там какой-то Думас, но ведь это наверняка не то, что предлагает мне продавщица, подумала я. Не буду рассказывать, как я себя чувствовала, когда дама объясняла мне, что у французов так уж заведено: пишут «думас», а читают «дюма». Вероятно, комплекс на почве Александра Дюма-отца остался у меня и по сей день, потому что, когда я читаю, что «супружеское ярмо настолько тяжело, что нужны двое, а порой и трое, чтобы его вынести», мне вместо измены приходит в голову мысль о теще.

Франкфурт-на-Майне, четверг, вечер

Пани Малгожата,

фруктовых ос. Это ответ на вопрос, чью сексуальность в начале своей карьеры изучал Кинси…

Сейчас поздний вечер, начало лета. Я люблю тишину и спокойствие пустого этажа покинутого людьми здания института, когда (почти) все ушли домой. Не звонят телефоны, нет летучек, нет дел, которые надо сделать «еще вчера», и с чистой совестью можно оставить на завтра все поступающие мэйлы. Американцы в Калифорнии (там расположено центральное управление и главная часть моей фирмы) только приступают в это время к работе и прекрасно знают, что во Франкфурте уже никого нет. Одним из многих преимуществ глобализированной фирмы, разбросанной по нескольким континентам, является оправдывающий отсутствие сотрудника на месте закон движения планет. Когда в Калифорнии восходит солнце, во Франкфурте оно заходит, и можно спокойно идти домой, не оглядываясь на то, что директор только что сел за рабочий стол в своем кабинете.