188 дней и ночей

В октябре 1983 года я вышел из самолета компании «LOT» в аэропорту Нью-Йорка. Мне, степендиату польско-американского Фонда Костюшко, предстояло написать здесь кандидатскую по информатике. Маленький чемоданчик, несколько долларов, купленных у фарцовщика возле «Певекса», и глубокая вера в то, что я избранный. Фонд делал все, чтобы я именно так ощущал себя. Там неустанно повторяли, что «Фонд дает стипендии не всем подряд, а только лучшим из лучших». Длительный процесс отбора кандидатов в стипендиаты порой напоминал отбор на звание лауреата Нобелевской премии, олимпиаду по лингвистике и квалификационное собеседование на должность руководителя крупной международной корпорации. Не хватало только тестов на детекторе лжи о любви к Америке и предоставления свидетельства о хорошем поведении.

Садясь в самолет «Ил-62» (уже одно это добавляло драматургию во все происходящее, если принять к сведению данные о безопасности, а скорее об опасности полета на этом типе самолетов), я оставил в аэропорту Варшавы Польшу, в которой было военное положение, где детские подгузники отпускались по карточкам, планировалось ввести карточки на обувь, а телефонного соединения с «братским» Бухарестом приходилось ждать до сорока восьми часов. Не знаю, как долго ждали в то время соединения с «империалистическими» Соединенными Штатами. Тогда я думал, что надо было взять минимум неделю отпуска. Вот почему я даже никогда не пробовал делать это.

Дома, в Торуни, я оставил жену и трехмесячную дочку Иоанну. Я знал, что не увижу их целый год. Что не увижу первых шагов моей дочери, не услышу первых сказанных ею слов и не проведу с ней ни первого Рождественского сочельника, ни первого ее дня рождения, а после своего возвращения стану для нее каким-то чужим дядькой. Даже если бы у меня тогда теоретически хватило денег на чудовищные по дороговизне авиабилеты для них (более четырех месячных зарплат магистра на должности ассистента в вузе), то все равно правительство Соединенных Штатов не выдало бы им въездных виз. Потому что правительство заранее предполагало — в нашем случае совершенно ошибочно, — что если позволить всей семье уехать из Польши, то это будет путешествие в одну сторону. Для всей семьи. А это уже три проблемы вместо потенциально только одной. Американцам в эмиграционных службах тогда казалось, как, впрочем, это им кажется и сейчас, что американская виза — это как плацкарта на поездку в рай, куда прилетают на самолете. Или работники американского эмиграционного управления никогда не путешествуют, или им так промыли мозги, что те перестали думать. Этот второй вариант гораздо более правдоподобен.

Мы договорились с женой, что если по телевизору ничего не сообщат о катастрофе самолета компании «LOT», значит, я долетел благополучно. Нам казалось чем-то невероятным, что, несмотря на общепринятую пропаганду успехов (успехом тогда было поймать самогонщика и отобрать у него «орудие преступления», например телевизор, за которым он прятал самогонный аппарат), власти ПНР отважатся утаить факт авиакатастрофы и не сообщат о смерти гражданина в теленовостях. Теперь это может показаться опереточным гротеском, но тогда все было очень даже серьезно. В те времена много смехотворного в Польше проходило вполне «серьезно», и абсурд был если не безграничным, то по крайней мере космическим. Я сам помню распоряжение, согласно которому право покупки бананов было исключительно у детей, а у взрослых — только в особых ситуациях, если этот взрослый предъявит продавцу свидетельство о том, что он болен диабетом.