19-я жена

— Джордан, дай мне закончить. Так оно и шло несколько месяцев подряд, и я вроде как бы застряла на месте. А тут вдруг мама присылает мне это письмо, что она больна, по правде больна, может, даже помирает. Пишет, у нее сердечный приступ был или что-то вроде того, она неясно очень про это написала, только что Пророк сказал ей, вроде как ей недолго осталось. Когда я это письмо получила, я совсем с катушек слетела, пошла на окраину города и взяла машину до Месадейла. Когда пришла к маме в дом, она по правде обрадовалась и плакать начала, а я ей как бы: «Мам, я думала, ты болеешь?» А она вроде: «Ах это? Да мне уже лучше. Важно, что ты вернулась. Твой отчим будет ужасно рад тебя увидеть». И тут она пошла в большой дом — за ним. Когда они вернулись вдвоем, я просто помирала от страха, а он только сказал: «Я рад, что ты вернулась. Пожалуйста, оставайся столько времени, сколько захочешь». И так оно было до следующего дня. Я проснулась, и кругом все так спокойно, тихо, знаешь, какой покой и тишина в пустыне бывает, пока все не проснутся, а я лежала в постели и думала про это, и вдруг приходит мама и давай: «Сара, солнышко, мне надо с тобой кое о чем поговорить». Тут она и вывалила на меня эту новость. Она хотела, чтоб я вышла за него — за ее собственного мужа, — знать бы, а? Но она все это спланировала, или он спланировал, или кто-то еще. Мне точно пора было уходить, но, когда я открыла дверь, он уже стоял на крыльце. На нем был галстук-шнурок, и волосы он набриолинил и зачесал назад, и одеколоном надушился — пахло вроде как старой кожей, и был он не один.

— С Пророком?

— Ты догадливый. И у него была эта его улыбочка, от которой мурашки по коже: губы кривятся, зубы до десен видны, и так ясно было, что сейчас произойдет, что я просто завопила изо всех сил, орала: «Не хочу, ни хрена у вас не выйдет!» А мама, она отвела меня в свою комнату, велела мне успокоиться, а когда я не успокоилась, она меня ударила по щеке — не очень больно, но достаточно сильно, чтобы Пророк увидел, на чьей она стороне. А потом — ты не поверишь, что она сделала, я что хочу сказать: никто никогда не поверит, но это правда — она достала свое свадебное платье и сказала так это спокойненько и всякое такое: «А теперь, солнышко, надень вот это». Я с ней дралась, лягалась, кричала, чтоб она шла трахаться с ним сама. Тут раздался стук в дверь и появился сам Пророк. Сестра Кимберли, позволь мне на одно слово. Когда мы остались одни, он подошел очень близко и схватил меня сзади за шею, как хватают собаку. «Если не заткнешь свою долбаную пасть, я убью вас обеих — сначала твою мать, потом тебя». Богом клянусь, это его точные слова, не то чтобы я верила в Бога, но ты понимаешь, что я хочу сказать. А он дальше: «Я тебя укокошу, потаскуха маленькая. Не сейчас. И не завтра. Но я буду приходить за тобой, и ты проживешь в страхе всю жизнь, потому что будешь знать, что однажды ночью я появлюсь у твоей двери, и, когда ты ее откроешь, ты найдешь на пороге голову твоей матери в долбаном мешке».

Пятая замолкла. Глаза у нее были такие, будто она уже видела все самое дурное, что мог показать ей наш мир.

Потом она засмеялась:

— Вот так я вышла за него замуж. В тот вечер — в тот вечер, как его убили, — я сбежала из Месадейла. Я слышала все те крики в доме, только я не знала, что происходит, но это давало мне шанс убраться оттуда, так что я помчалась со всех ног по дороге прямо в ночь.

— И вот ты здесь.

— И вот я здесь. А знаешь, что в этом самое гребаное-перегребаное? Я все равно маму люблю. Джордан, мне ведь только пятнадцать. Я хочу ее вернуть. Я что, совсем шизанутая или как?

— Ты не шизанутая.

После этого мы с Пятой говорили о Пророке и Месадейле и еще о куче всякого дерьма. Если бы вам пришлось в ту ночь проехать мимо бутербродной, вы бы увидели сквозь зеркальные стекла горящие зеленовато-серебристые лампы и двоих ребят в кабинке у окна, едящих кукурузные чипсы, запивая их газировкой, рвущих на полоски бумажные стаканчики на столе и разговаривающих уже не первый час, как повсюду разговаривают двое ребят, когда им больше хочется побыть вне дома, чем отправляться спать.

— Еще только один вопрос, — сказал я. — С какой стати сестра Карен стала тебе так помогать?

— Ты что, так до сих пор и не понял?

— Чего не понял?

— Ты и правда не знаешь, да? Сестра Карен — проводник.

— Проводник?

— На нашей подземной железной дороге. [118]Это она помогает девчонкам бежать.

~~~