— Невероятно! — выкрикнул толстый ревизор. Он сперва опустил глаза, а потом снова поглядел на меня. На лице медленно расползлась самодовольная ухмылка. — И вы хотели скрыть такие вещи?
— Они ещё не до конца изучены, — хмуро процедил я.
— Изучение уж точно не в вашем ведении. Ну да я спасу вашу шею от виселицы. Сейчас изымем сии чудные артефакты иных миров, и я обещаю, что лично их преподнесу его светлости. Возьму, так сказать, удар на себя.
Я хмуро поглядел на толстяка. Как же, спасёт. Он возьмёт все привилегии себе. И если с амулетом я бы расстался легко, посмеявшись вслед это выскочке, то кинжал отдавать совершенно не хотелось. После такого-то.
Толстяк ещё раз самодовольно улыбнулся, а потом протянул руку к чудом оставшемуся на столе без скатерти бутерброду. Тот даже не перевернулся вверх тормашками. Ревизор подхватил его, а потом отправил в рот. Однако, вместо того, чтоб проглотить, вдруг схватился за горло и стал кряхтеть.
— Ваше высокоблагородие, что с вами?! — закричал писарь, а толстяк выпучил глаза и продолжал кряхтеть. Он покраснел и выпучил глаза. Худой инспектор тоже подскочил к начальнику и стал его бить по спине, но безрезультатно. Евгений внутри меня хотел было помочь человеку, но лишь стиснул зубы, так как Марк Люций норовил рассмеяться и плюнуть под ноги. Они ныне одно целое, как два полушария мозга, но иногда все же можно отличить какое желание, из тех, что поярче, кому то принадлежало.
Попытки спасти толстяка не увенчались успехом, и он вскоре совсем посиневший упал на пол и задёргался в конвульсиях.
Стоящая у камина Аннушка побледнела, прижав руки к лицу. Она наблюдала на все это с откровенным ужасом, оцепенев, как изваяние. А вот Настенька вдруг попятилась, а потом выскочила из зала. Я бросился следом, успев схватить девушку за руку у самой лестницы.
— Пустите, барин, пожалуйста! — залепетала рыжая девчушка. По щекам хлынули большие слезы.
— Тебе сейчас не стоит быть одной, — выпалил я, стискивая тонкое девичье запястье. У неё не хватит сил, чтоб вырваться. И оставлять ее нельзя. Только не одну.
— Вы не понимаете, — давясь слезами, продолжила девушка.
— Чего не понимаю?
Настя замерла на мгновение с трясущимися губами, а потом выдавила из себя ответ.
— Это я его убила. Я пожелала, чтоб он подавился, и он сделал это. Я чудовище. Я богомерзкая тварь.
— Это просто совпадение, — ровно произнёс я
— Не просто. Я знаю. Это все я! — сорвалась в крик девушка.
Мой взгляд пробежался по зарёванному лицу, и я настойчиво притянул к себе Настю, сильно, но осторожно обняв, как недоверчивого котёнка.
— Мы поможем тебе. Обещаю. Мы помолимся вместе с тобой. Ты не убийца.
— Убийца, — прошептала девушка, всхлипывая, но не вырываясь. Она действительно хотела остаться. Такая же одинокая душа, как и мы все. Что я с двумя душами, что Ольга со своей ношей, что оторванный от дома Никитин, что истязающая сама себя Анна со своим даром.
Я выпустил девушку, но она так и осталась стоять, уткнувшись мне в грудь и всхлипывая. Лицо её и платье испачкались в крови, которая все ещё осталась на моем теле, но она не обращала внимания.
— Не убегай, договорились? — ласково произнёс я, а потом посмотрел на дневального и легонько указал кивком головы на девчушку.
Тот стоял с выпученными глазами, но все же кивнул в ответ. А я осторожно взял Настю за плечи.
— Посиди здесь, на лесенке. Договорились?
Юная ведьмочка опустилась на ступени, уронив лицо в ладони. Она все ещё плакала, отчего сквозь пальцы проступали капли слез, смешанные с моей кровью. Я не верил, что она могла кого-то сознательно убить, даже если обладала нужной силой. Это как выстрелить в стену, а пуля, срикошетив, попадёт в недруга.
И я ее не брошу. Она член моей команды. Мой друг. И ни Евгений Тернский, ни Марк Люций не способны бросить друга.
Слушая истеричную перебранку оставшихся ревизоров, я сел рядом с Настей на ступени. Как-то все слишком сильно закручивается. И эти зомбии, и умерающий от проклятия ревизор, и Ольга с револьвером, и непонятный клинок. Не хватало в этот момент пробоя с таким же, как у Сашки монстром для комплекта. Впрочем, выследить его с неисправной машиной будет задача очень тяжёлая даже в таком маленьком городке.
— Ваше высокоблагородие, — раздался сзади голос Ивана, отчего я тихо выругался и плюнул прямо на красную ковровую дорожку, а потом растёр ботинком.
— Что ещё? — зло спросил я, чувствуя надвигающиеся неприятности.
— Я все проверил. Машина исправна. Все лампы целые. Это фиксируется такой сигнал.
Я поджал губы, и без того слыша доносящийся с верха лестницы истошный писк приборов.
Исправно, значит. Нехорошо это все. Ой, нехорошо.
Когда лестница подо мной дёрнулась, словно авто на кочке, я даже не встал, лишь поглядел на качающуюся и тихо звенящую хрустальную люстру. Толчок повторился, и с потолка с грохотом упал большой кусок штукатурки, обнажив потолочное перекрытие.