1914 год. Гибель русской гвардии

Можно себе представить удивление начальников передовых частей, узнавших о распоряжении отступать, когда по всем правилам военного дела требовалось наступление. Об этом эпизоде вспоминает командир 1-го батальона лейб-гвардии Егерского полка полковник Бурман{42}

: «В конце 2-го часа дня батареи открыли меткий беглый огонь по расположению противника. Влитые в цепи пулеметы и ружейный обстрел заглушили австрийцев. Их огонь сильно ослаб. Ротные командиры доносили, что они находят, что подошло время перейти в атаку. Я был согласен, но разрешения свыше не получил… Австрийцы почти перестали стрелять. Наша артиллерия также перешла на редкий огонь. На нашем участке воцарилось нудное спокойствие; люди разморились под горячим солнцем, которое заметно стало сзади нас уже клониться к горизонту. Ротные командиры беспокоились, что придется зря вести тяжелый ночной бой… При моих переговорах со штабом полка, я узнал, что задержка происходила из-за переговоров ген. Мрозовского с ген. Олоховым. Первый распорядился почему-то снова оттянуть нашу дивизию за линию р. Гельчев. Второй – настоятельно просил это распоряжение отставить, чтобы не начинать войны деморализующим впечатлением отхода. Против 1-й бригады встречное наступление противника также остановлено и она также ждет приказания об атаке…» (Головин Н.Н.

Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 79–83).

Распоряжение из штаба Гренадерского корпуса вызвало крайнее недоумение и у командира лейб-гвардии Егерского полка генерала Буковского. Весь день его полк успешно наступал, образовав головной уступ линии расположения 1-й гвардейской дивизии. С одиннадцати часов он неоднократно докладывал командиру Гренадерского корпуса о позиции артиллерии, о ситуации на флангах и сведениях о соседях, присылал кроки[18]

расположения своих и неприятельских частей на передовой. Благодаря умелой организации боя командиром полка, слаженным действиям пехоты и артиллерии, распорядительности офицеров и высокой профессиональной подготовке всего личного состава успех достигался малой кровью – к концу боевого дня потери лейб-гвардии Егерского полка составили: ранен поручик Мунтянов{43}

; из нижних чинов: трое убито, сорок восемь – ранено. Кроме того, после часа дня генерал Мрозовский высказал согласие на продолжение наступления егерей, при условии их совместной атаки с левофланговым соседом – 7-м гренадерским Самогитским полком.

Таким образом, за время сражения командир Гренадерского корпуса дважды отдавал приказ об отводе 1-й гвардейской дивизии в исходное положение за реку Гелчев. Первый раз – в полдень, в момент наивысшего накала борьбы на фронте Петровской бригады, и второй раз – в четвёртом часу дня, когда враг явно выдохся и настал момент для общего наступления. Момент этот не был упущен лишь благодаря единодушному мнению комдива и командиров гвардейских полков – наступать, что заставило генерала Мрозовского отменить свой приказ, обрекавший весь отряд на изнурительный ночной бой. Так в чём же причина его суетливости, стоившей Старой гвардии огромных потерь и едва не перечеркнувшей все её усилия на передовой?

Вспомним, что накануне боя он устроил разнос полковнику Герцыгу, доведя его до самоубийства – «печальное последствие обычной резкости ген. Мрозовского», как свидетельствует С.В. Малецкий, указывая на неуравновешенный характер комкора. Самообладание и выдержка сопутствуют полководческому таланту, а истерия и суетливость – признак неуверенности в себе, мешают трезво оценить обстановку. Настроение же чинов штаба комдива Олохова после общения с генералом Мрозовским описал Н.И. Скорино: «…их угнетало беспокойство за грядущий день и неуверенность в успешности выполнения поставленной командующим армией задачи».