1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Нельзя сказать, что никаких усилий по организации пропаганды среди армии и населения и даже среди красноармейцев не предпринималось. Уже в начале августа 1918 г. было создано Бюро печати. Его главной задачей являлась широкая пропаганда политики Северной области. Казалось, Бюро печати (Арбюр) работало очень активно. Бюро создало в крае сеть отделений в уездах. Отделения должны были вести агитационно-пропагандистскую работу среди населения. Согласно отчетам заведующих отделениями, в селах организовывались избы-читальни, проводилась работа с местными жителями, редактировались телеграммы Арбюра «языком понятным населению»[437]

. На самом деле ситуация была гораздо хуже. Современный российский историк Л. А. Молчанов писал: «Северное бюро печати не справлялось с работой по распространению агитационной литературы и прессы в области. Практически вся печатная продукция, распространяемая Арбюром, оседала в городах или на железнодорожных станциях. До сел и деревень она доходила плохо. Большие перебои наблюдались с распространением газет на фронте»[438]

. В результате на Севере, как практически на всех фронтах Гражданской войны, основную информацию солдаты Белых армий получали из агитационных материалов большевиков. Добровольский с гордостью рассказывает о созданных в октябре 1919 г. курсах агитации и пропаганды для солдат. Программа курсов поражает своим абстрактным характером и полным несоответствием реальной обстановке, отрывом от действительности, отсутствием даже попытки бороться с большевистской пропагандой. Лекторам казалось, что солдаты были довольны. В самом деле, вместо тридцатиградусных морозов в окопах и тяжелых боев их отправляли в санаторий, где они мирно дремали на лекциях, часто не понимая, о чем идет речь, в то время как большевистская пропаганда хватала за живое. Фронтовые командиры, считая эти лекции новой штабной блажью, отправляли на них не лучших солдат, на которых лекции могли хоть как-то подействовать, а самых худших. Пусть слушают лекции в Архангельске, а не перебегают к противнику! Было выпущено шесть курсов, в каждом из которых насчитывалось 60 человек. Однако никаких попыток не только ведения агитации, но даже противостояния мятежам и развалу фронта в январе – феврале 1920 г. предпринято не было. Может быть, слушатели хорошо усвоили лекции о Парижской коммуне, революционном движении и решили в этом поучаствовать?

Но, несмотря на плохую пропаганду и агитацию в армии и в тылу и свойственное русским вне зависимости от звания и происхождения подозрительное отношение к иностранцам, сама действительность, особенно на Севере, должна была лучше всего агитировать против большевиков. Почему же все-таки во всех полках Северной области вспыхивали восстания? Чтобы ответить на этот вопрос, мы рассмотрим восстания, происходившие на Северном фронте.

После возмущения в Архангелогородском полку в декабре 1918 г. первое восстание в Северной армии произошло 25 апреля 1919 г. на Двинском фронте. В Тугласе восстал батальон 3-го полка. Восстание началось ранним утром. Командовал русскими войсками Двинского фронта Мурузи. Восставшие ворвались в дом, где жили офицеры, и убили семь спавших русских офицеров. Марушевский считал, что причиной восстания было «недостаточно осторожное влитие в ряды этого батальона укомплектований из взятых в плен большевиков»[439]

. Но остальные солдаты батальона, мобилизованные крестьяне Северной области, охотно приняли участие в мятеже и с удовольствием резали спящих офицеров. Батальон почти в полном составе перешел на сторону красных и вместе с ними участвовал в наступлении. Только пулеметчики и несколько стрелков остались на позициях и встретили огнем атаку красноармейцев и мятежников. Атака была отбита. К мятежу отказались присоединиться артиллеристы, и батарея в полном составе отступила к белым. Почему-то на русских и на английских командиров особое впечатление произвело не восстание, показавшее пропасть между офицерами и солдатами, а то, что артиллеристы остались верны своему долгу. Айронсайд писал: «Грэхем очень хорошо отзывался о русских артиллеристах и пулеметчиках из мятежного батальона. То, что они, не раздумывая, открыли огонь по своим, воистину поразительный факт»[440]. В отношении самого мятежа русские и английские генералы решили, что это случайный эпизод, который не должен иметь последствий. Даже такой опытный военачальник, как Марушевский, не придал восстанию серьезного значения и восхищался Мурузи, «сумевшего не придать особой трагической окраски возмущению»[441]. У русских генералов, государственных деятелей была какая-то навязчивая идея – ни в коем случае ‘‘не выносить сор из избы’’, нельзя показывать иностранцам наши проблемы. Лучше задохнуться и умереть под грузом этих проблем. Никаких серьезных выводов о восстании русское командование не сделало, не исследовало его причин, убедило англичан, что это был изолированный эпизод, и новое восстание не заставило себя долго ждать.