1920 год

- Скажите мне, а кто эти темные юристы, которые выносят смертные приговоры в ваших подпольях? Кто назначил и кто избрал этих судей? Кто уполномочил их произносить смерть людям? И есть ли защитники в этих подпольных судилищах, по приговорам которых растерзывают бомбами министров и городовых на улицах и площадях?

Эти слова мне хотелось тогда сказать убийцам полковника Кирпичникова. Кто уполномочил их судить его, и выслушали ли они, если не его защитников, то его самого?

Но дело даже не в этом, а дело в том, что производить самосуд - значит отрицать суд. Отрицать суд - значит отрицать власть. Отрицать власть - значит отрицать самих себя.

Так оно, конечно, и было. Этим убийством белые пошли против белых понятий.

Красный ангел веял над городом.

* * *

Громадная зала. Кафе Робина была набита народом. Сквозь табачный дым

Оркестр вздыхал, как чья-то грудь больная.

Впрочем, не совсем так, а гораздо хуже. С трудом я нашел столик. Сейчас же и меня нашли. Нашлось неопределенное количество знакомых, которые подсаживались и, по русскому обычаю, начинали изливать свои горести.

По странному совпадению - это иногда, бывает - у моего столика периодически сменялись Монтекки и Капулетти. Впрочем, это не совсем точно. Здесь было больше враждующих родов: столько, сколько штабов. А штабов ... имена их, ты, господи, веси ...

- Он? Вы не можете себе представить! Это злой гений. Это удивительно. Непременно должен быть злой гений! Вот у генерала Деникина - Романовский, а здесь этот. Пока его не уберут, ничего не будет! Про Кирпичникова слышали? Вот и его бы туда же ...

Смылся.

- Ax, это вы! Слышали про убийство Кирпичникова? Конечно, это безобразие, но, в конце концов ... Я видел, с вами был только что офицер ... Вы будьте с ним осторожнее. Их штаб, я вам скажу, такая лавочка ... Еще вопрос, что лучше, они или Кирпичников ...

После моего неопределенного отношения к делу и этот уходит. Первые два были из враждующих штабов. Они грызутся и обвиняют друг друга приблизительно в одном и том же: в безделье, пьянстве, воровстве. Подсаживается третий.

- Я очень рад, что с вами встретился. Надо поделиться с вами некоторыми фактами, быть может, вам неизвестными. Вы, конечно, слышали про эту... певицу. Вот чрез нее идет открытое и грандиозное взяточничество. А генерал у нее пропадает. Что там делается! И потом... если бы только это одно, а ведь дело гораздо хуже.

Он наклоняется ко мне ближе и шепчет что-то про одну высокопоставленную даму. В его рассказах перемежаются жиды, контрразведка, масоны. Осваг, спекулянты, штабы, большевики, Вера Холодная, галичане, Иза Кремер, городская дума, Анна Степовая ...

Дикий кавардак. Оркестр вздыхает, "как чья-то грудь больная", неизвестно только какою болезнью. Дыму столько же, сколько чада в этих рассказах...

И все это пустяки, а самое важное, главное и смертельное это то, что весь этот огромный зал, все это энное количество столиков занято офицерами.

- Что они здесь делают?

- Пьют кофе. Читают газеты. Слушают щемящие душу терпко-сладкие звуки скрипок.

Мечта всех "отступательных" дорог, морозных и грязных, исполнилась.

Они пьют кофе у Робина.

- А большевики опять продвинулись. Наши драпанули в два счета! Придется играть в ящик! Ну, и прекрасно! Черт с ним!

А пока...

А пока мы все-таки будем пить кофе со сладкими булочками, читать газеты и слушать скрипки.

* * *

Для освежения мысли я вынул из кармана записку, составленную моими друзьями. Эта записка, если не была совсем точна, то, во всяком случае, рисовала то, что считалось установленным в городе.

Передо мной замелькали описания всевозможных штабов и учреждений с одной и той же убийственной характеристикой. А это еще что?

"Все высшее начальство уверяет население, что опасности со стороны большевиков для Одессы нет, но, вместе с тем, во второй половине декабря семьи многих высших лиц были отправлены в Варну. Это стало известным всему городу и вызвало панику. Вообще (?) большинство стоящих во главе ведомств должностных лиц заняты одной целью - набрать возможно больше денег, потому взяточничество процветает. Лица, заведывающие эвакуацией, берут взятки за предоставление мест на пароходах; комендатура порта - за освобождение судов от мобилизации; управление начальника военных сообщений - за распределение тоннажа в Черном море. Описать хищения, которые происходят на железных дорогах, нет возможности - там пропадают целые составы поездов с казенным грузом. Началась пляска миллионов ... ".

И так далее и так далее, все в этом же роде.

Даже если бы все это была неправда, то всеобщее убеждение, что это так, означало гибель дела.

Ангел смерти витал над самое себя заклеймившей Одессой.

* * *

Улицы Одессы были неприятны по вечерам. Освещение догорающих "огарков". На Дерибасовской еще кое-как, на остальных темень. Магазины закрываются рано. Сверкающих витрин не замечается...