1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ)

И, в связи с этим, я не находил ничего удивительного в том, что одну из таких фигур генсек разглядел в председателе ОГПУ после того, как Генрих Ягода был загнан в угол и застрелился. Похоже, что до этого вождь делал свою ставку на использование Ягоды, но, Генрих явно разочаровал Сталина. Увидев, что Менжинский не только выздоровел и сломал игру Ягоде, но и сильно укрепил собственную власть, недавним решением коллегии чекистов тоже создав властную тройку руководителей ОГПУ с огромными полномочиями, Сталин решил, что Менжинского лучше максимально приблизить к себе, чем иметь в его лице опасного конкурента.

Разумеется, я сразу начал прикидывать, кого же увижу в ближайшем окружении генсека? Лазарь Моисеевич Каганович, который, как я читал, да и знал уже из воспоминаний Вячеслава, кое-что из которых мне все-таки осталось в наследство, считался одним из ближайших к Сталину партийных функционеров, в это время находился в Киеве на должности генсека ЦК партии большевиков Украины. Впрочем, окончательно он наберет свой политический вес довольно скоро, вернувшись в Москву в этом году на должность секретаря ЦК, то есть, вождь официально выдвинет его себе в заместители, после чего Каганович возглавит мероприятия по коллективизации. По сути грязную работу он будет исполнять для отца народов. Значит, его в этом квартете верховной власти точно нету. Во всяком случае, сейчас. Да и полноценным членом Политбюро, а не кандидатом, он будет, по-моему, с 1930 года.

Кто еще может быть в руководящем квартете? Кажется, членов Политбюро вообще сейчас совсем немного. Кроме сталинской тройки, там числятся Бухарин, Рыков, Рудзутак, Куйбышев, Томский и Калинин. И если четверо из этих персон явно влияют на принятие решений, то получается, что оставшиеся двое не имеют вообще реального права голоса, а лишь выполняют роль статистов, которые могут затевать споры, но которым все равно приходится соглашаться с остальными, поскольку тех большинство. Что ж, скоро я все и узнаю. А пока просто притопал в свою квартиру, поздоровавшись в парадной с усатым дворником, тоже, похоже, из военных, раз отдал мне честь, вытянувшись по стойке «смирно», приставив широкую снегоуборочную лопату к ноге и приложив руку к шапке-ушанке.

Глава 11

Поцеловав молодую жену и посюсюкав с маленьким Рудиком, который был симпатичным смешным полугодовалым младенцем с пухленькими ручками и ножками, которым нельзя было не умиляться, я поймал себя на мысли, что теперь это уже не семья другого человека, а моя. Чувство было странное, словно бы мне в наследство достались жена и сын погибшего брата, о которых я теперь должен был всю жизнь заботиться, как о своем собственном семействе. За время, прошедшее с момента моего подселения в тело Менжинского, просуществовав в нем совместно с личностью Вячеслава целую неделю, я уже начал воспринимать его именно, как своего брата. И, когда его не стало, я ощутил внутри себя некую досадную пустоту, которую еще только предстояло заполнять, налаживая отношения с его близкими уже от себя лично.

Где-то я читал, что в очень старые времена существовал обычай, если один брат умирал, то другой брат наследовал его жену и детей. И вот сейчас так и сложились обстоятельства. Играя с малышом, я поймал на себе удивленный взгляд Аллочки. Она явно хотела мне что-то сказать, но, похоже, не решалась. И мне пришлось поощрить ее, ласково обняв за плечи и прошептав на ушко:

— Знаешь, когда я вожусь с нашим малышом, то мечтаю о том, чтобы он вырос в счастливой, мирной и сильной стране. И я постараюсь сделать все для того, чтобы эта мечта осуществилась.

Она отстранилась и проговорила, посмотрев мне прямо в глаза:

— Ты очень изменился за последнее время, Славик. Я даже думала, что с тобой что-то не так, боялась, не заболел ли ты какой-то душевной болезнью. Настолько поменялись твои предпочтения и твой характер. Даже взгляд и выражение лица другими стали. Какой-то стержень внутри тебя появился, которого раньше не было. И я хорошо чувствую эту перемену в тебе. Но, сейчас уже понимаю, что таким ты мне даже больше нравишься.

— Это связано с тем, что я все-таки преодолел свои болезни. И, поверь, далось мне это совсем нелегко. Через боль и внутреннюю борьбу. Но, теперь все будет хорошо, дорогая. Обещаю, — нашел я подходящие слова, выкрутившись.

Она снова прильнула ко мне, сказав:

— Мне приятно, когда ты меня так называешь. Ведь давно уже ласково не называл. С тех пор, как Рудик родился. Словно бы ты был со мной, но сам витал где-то далеко своими мыслями. И мне казалось, что у тебя появилась другая женщина.

Я обнял ее покрепче, пробормотав:

— Глупышка, я же только тебя люблю.