1937. АнтиТеррор Сталина

Позиция Крестинского выглядит бледно. Он явно боится того, что будет после заседания. Не решившись идти ва-банк, он проиграл, дав на следующий день покаянные показания. Он, оказывается, перепутал, сказав, что невиновен, «почти машинально».

В 1928 г. Крестинский был инициатором перехода троцкистов на позиции Зиновьева, то есть формальной капитуляции без реального отказа от своих позиций, с целью работы внутри партии. На процессе этот эпизод подробно разбирался, было оглашено письмо Крестинского Троцкому, направленное в 1928 г.: «И при капитуляции, и при непримиримой тактике потеря влияния неизбежна. Но в первом случае медленно, постепенно, упорной работой внутри партии и в советском аппарате можно восстановить, вновь заработать доверие масс и влияние на них»[468]. Значит, после капитуляции 1928–1929 гг. троцкисты просто превратились в зиновьевцев, продолжая действовать как тайная фракция внутри партии. Какие основания считать, что идеолог этого перехода Крестинский позднее превратился в сталиниста?

Но Бухарин после 1932 г. не замечен во фракционности. Правые были опасны как «теневое правительство». Пока они были живы, у недовольных партийцев оставалась надежда избавиться от Сталина и не «завалить» хозяйство. Сегодня оппозиция разгромлена. Но что будет через 10–20 лет?

По мнению С. Коэна, «Бухарин не сознался в предъявленных ему обвинениях» и даже «превратил процесс в суд над сталинским режимом»[469]. Материалы процесса не позволяют согласиться с таким заключением. Бухарин признал чудовищные преступления, не согласившись только с личной ответственностью за терроризм, шпионаж и вредительство. Никаких намеков на суд над режимом в материалах процесса нет. Более того, Бухарин идет на откровенное унижение: «Стою коленопреклоненным перед страной, перед партией, перед всем народом»[470].

Тем не менее некоторый бунт на коленях Бухарин себе позволил. Признавая себя сторонником терактов, Бухарин и Рыков категорически отрицают свою осведомленность о подготовке конкретных убийств. Возмущение Бухарина вызвала и попытка обвинить его в планах покушения на Ленина в 1918 г. Но Бухарин признавался в организации кулацких восстаний, общей осведомленности о вредительстве и пораженчестве, в подготовке переворота.

Бухарин подверг осторожной критике доказательную базу процесса (это закладывало основу для будущей реабилитации). Вышинский настаивает, что руководители заговора должны отвечать за всю совокупность преступлений — как одна шайка разбойников. На что Бухарин отвечал, что «члены шайки разбойников должны знать друг друга»[471]

, чего в данном случае нет. Однако если бы речь действительно шла о разветвленном шпионско-вредительском заговоре, члены организации должны были конспирироваться и могли друг друга не знать.

Бухарин напомнил, что признания обвиняемых, на которых строит свои выводы обвинение, — это «средневековый юридический принцип». И тут же начинает признаваться в тягчайших преступлениях[472].

Свои признания Бухарин делает нехотя, сопровождая их многочисленными схоластическим оговорками: «С вредительством дело обстояло так, что в конце концов, в особенности под нажимом троцкистской части так называемого контактного центра, который возник примерно в 1933 году, несмотря на целый ряд внутренних разногласий и манипулярную политическую механику, после различных перипетий, споров, была принята ориентация на вредительство»[473]. Эта схоластика раздражала Вышинского и Сталина и, кстати, опровергала уверения Бухарина в том, что он годится для нужд агитации после процесса. Нет, слишком сложен. Сказал бы прямо, убежденно — виноват. Так нет: «манипулярная политическая механика». Бухарин утверждает: «Я, главным образом, занимался проблематикой общего руководства и идеологической стороной, что, конечно, не исключало ни моей осведомленности относительно практической стороны дела, ни принятия с моей стороны практических шагов.

Вышинский: Но блок, во главе которого вы стояли, ставил задачей организацию диверсионных актов?

Бухарин: Насколько я могу судить по отдельным различным всплывающим у меня в памяти вещам, это — в зависимости от конкретной обстановки и конкретных условий…»[474]

Иногда «увертки» Бухарина раздражают даже Рыкова, который иронизирует над подельником.

«Вышинский

: Вам, как заговорщику и руководителю, был известен такой факт?

Бухарин: С точки зрения математической вероятности можно сказать с очень большой вероятностью, что это факт.

Вышинский: Позвольте спросить еще раз Рыкова: Бухарину было известно об этом факте?

Рыков: Я лично считаю с математической вероятностью, что он должен был об этом знать»[475].