1937. АнтиТеррор Сталина

Гибель охранника Борисова является главным аргументом в пользу версии широкого заговора с целью убийства Кирова. Это событие тщательно исследовалось Комиссией Политбюро в 60-е гг. Верховный суд вернулся к этой проблеме в 1991 г. Научный анализ этого инцидента провела А. Кирилина. Выводы неутешительны для версии заговора: Борисов сидел у борта полуторки, когда сломалась рессора. Машину бросило в сторону, она ударилась о стену дома. О нее же ударилась голова Борисова[195]. Убить Борисова, чтобы замести следы, было бы самоубийством — гибель охранника подтверждала почти неопровержимо, что за спиной Николаева стоит разветвленный заговор, проникший даже в НКВД. И если сейчас доступные факты позволяют склоняться к версии о трагической случайности, то в декабре 1934 г. поверить в нее Сталин не мог. И не поверил.

Но Николаев сообщников и руководителей не выдавал. Следователи столкнулись с человеком, находившимся в тяжелом психологическом состоянии: «Он буквально каждые пять минут впадал в истерику, а вслед за этим наступало какое-то отупение, и он молча сидел, глядя куда-то в одну точку»[196]

. Николаев кричал в тюрьме, что его мучают. Это, однако, еще не означало пыток, особенно если учесть психологический склад заключенного. Пока Сталин предпочитал тактику «пряника», которая не исключала последующего «кнута»: «Кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему — все расскажет и покажет»[197]. Сталин, таким образом, заинтересован в выяснении истины (что было бы опасно, если Сталин сам «заказал» Кирова), но не требует «выбивать» из Николаева фамилии именно зиновьевцев (в дальнейшем — главных обвиняемых). Однако в области агитации выбор уже был сделан. Раз за Николаевым стояла организация, лучше всего на эту роль подходили именно зиновьевцы. Николаев во многом повторял лозунги левой оппозиции, которая в Ленинграде была представлена в первую очередь зиновьевцами. Конечно, Николаев мог и сам дойти до тех же несложных выводов, как и левые. Но логичнее было бы предположить, что его идейная эволюция происходила под влиянием оппозиционных взглядов, циркулировавших в северной столице. Пока Николаев был доволен жизнью, он, как и большинство партактива, поддерживал генеральную линию. Но теперь, когда наступило похмелье, Николаев начал повторять аргументы оппозиции. После Первой пятилетки такую эволюцию прошли миллионы людей. Даже если организации террористов нет, есть оппозиционная организованная среда, которая вырастила фанатика-террориста.

17 декабря «Правда» утверждала, что убийца подослан «подонками» из бывшей зиновьевской оппозиции. Следствие приступило к арестам знакомых Николаева. Естественно, среди них было немало зиновьевцев — недовольных ленинградских коммунистов. В дневнике Николаева упоминался известный зиновьевец И. Котолынов и троцкист Н. Шатский. По иронии судьбы НКВД планировало арестовать их за оппозиционную пропаганду еще в октябре, но Киров отклонил это предложение.

По утверждению сотрудника НКВД, подсаженного к Николаеву, в полусне-полубреду он сказал: «Если арестуют Котолынова, беспокоиться не надо, он человек волевой, а вот если арестуют Шатского — это мелюзга. Он все выдаст»[198]. Если эти слова действительно принадлежали Николаеву, то он и здесь ошибся.

Перемежая признания с попытками самоубийства, Николаев 6 декабря подтвердил участие в заговоре Котолынова и Шатского.

Следствие разрабатывало и другие версии, в том числе «зарубежную» и «белогвардейскую». Вскоре после убийства были расстреляны 103 «белогвардейца» — этот «материал» не понадобился.

Для «иностранного следа» тоже были основания — в отчаянной жизненной ситуации Николаев предпринимал рискованные действия. Он законтактировал с германским представительством — то ли в надежде на эмиграцию, то ли как шпион-инициативщик. Однако НКВД не нашло какой-то связи этого факта и решения Николаева убить Кирова. Прежде всего у немцев отсутствовал на этот счет какой-либо мотив. Так что в наше время охота разрабатывать эту жилу осталась у тележурналистов, которые ценят оригинальность версии выше ее обоснованности. Но они не могут объяснить, что за «зуб» вырос у Гитлера именно на Кирова.

Так что из всего многообразия версий довольно быстро осталось две — или отчаявшийся одиночка, или организация, имеющая внутриполитическое происхождение.

Председатель Комиссии партийного контроля Н. Ежов рассказывал: «Т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: „Ищите убийц среди зиновьевцев“. Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит…

Первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотело нам показывать, как это делается, и вообще. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: „Смотрите, морду набьем…“