1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

Октябрьский переворот 1917 года он встретил с полным неприятием. Как и большинство высших чиновников МПС, Якушев участвовал в саботаже новой власти, был уволен со службы, и до 1918 года все семейство Якушевых существовало на деньги, вырученные от продажи фамильного серебра и фарфора. В 1918 году Якушев переехал в Москву, где занял пост старшего инспектора Главного управления водного транспорта (Главвода) ВСНХ. К началу 1920 года он дослужился до крупной должности в Наркомате путей сообщения — начальник Главного управления водного транспорта. В том же 1920 году по настоянию Красина был переведен на работу в Наркомат внешней торговли[628].

Поступив на службу к большевикам, Якушев сохранил свои монархические взгляды. Он продолжал встречаться со многими бывшими царскими сановниками, все еще не терявшими надежд на восстановление прежней власти в России. Собираясь на квартирах, в беседах за чашкой морковного чая эти «бывшие» обсуждали политические события в стране, предавались фантазиям о восстановлении своего былого могущества.

В ноябре 1921 года Якушева, как ведущего специалиста Наркомвнешторга и члена Технического совета НКПС направили в командировку в Швецию и Норвегию. В Ревеле, где Якушев был проездом, он выполнил просьбу своей старой приятельницы Варвары Страшкевич и передал письмо ее племяннику Юрию Артамонову. Якушев не знал, что тот работает в английском паспортном бюро и поддерживает тесные контакты с рядом руководителей белой эмиграции в Париже и Берлине.

Лишь одной передачей письма дело не ограничилось. Александр Александрович охотно рассказал о ситуации в РСФСР. Якушев оказался для эмигрантов настоящей находкой. Советский высокопоставленный чиновник, просто умный и наблюдательный человек, он многое поведал бывшим соотечественникам о советской действительности.

После возвращения в Москву, последовал арест Якушева. Ему было предъявлено обвинение в шпионаже. В качестве доказательств чекисты предъявили ему фотокопию письма Артамонова одному из руководителей Высшего монархического совета в Париже. После предъявления столь убийственного факта Якушев признался во всех своих «грехах». Теперь ему грозил расстрел[629].

Лучше всего передает ощущения человека, оказавшегося в камере смертников дневник Сиднея Рейли, который тот вел, сидя во Внутренней тюрьме ОГПУ. Эти бумаги были найдены чекистами уже после расстрела английского шпиона. Процитируем небольшой отрывок из этих бумаг: «Поздно днем Стырне… сообщил, что Коллегия ГПУ пересмотрела приговор и что, если я не соглашусь, приговор будет приведен немедленно. Сказал, что мое решение остается то же самое, что я готов умереть. Был спрошен, хочу ли я получить время на размышление… Дали 1 час. Повели обратно в камеру… Немедленно надели наручники, держали в ожидании около 5 минут. В течение этого времени заряжали оружие во внешней комнате и др[угие] приготовления… Очень холодно. Бесконечное ожидание на гаражном дворе, в то время как исполнитель вошел вовнутрь. Грязный разговор часовых и шутки. Сообщили об отложении… Ужасная ночь…»[630]

.

Прошел ли Якушев через подобные чекистские «мероприятия», неизвестно, но то, что он действительно находился под угрозой расстрела, остается фактом. И это был не единственный метод давления на Якушева, в ход пошли и иные способы понуждения. Недаром заместитель председателя ОГПУ Ягода уверял одного из своих собеседников, что органы «…могут сделать сексотами кого угодно, и, в частности, людей, совершенно враждебных Советской власти». Ведь если у чекистов есть желание сделать из человека информатора, то, как бы он ни сопротивлялся, «…он все равно… будет у нас в руках: уволим с работы, а на другую нигде не примут без секретного согласия наших органов. И в особенности, если у человека есть семья, жена, дети, он вынужден быстро капитулировать». Так и для Якушева желание сохранить жизнь и спокойное будущее своим близким подвигли к принятию окончательного решения. Он дал согласие на сотрудничество с советской контрразведкой.

Но нужно отметить, что имеются и свидетельства совершенно иного порядка, которые мы находим в эмигрантских мемуарах. Как отмечал Войцеховский, хорошо знавший Якушева периода «Треста», тот не производил впечатления человека, испытавшего душевную драму, он «…скорее был умным и ловким актером»[631].

Якушев был крайне необходим чекистам, они испытывали нужду в агенте, хорошо знакомом с основными положениями монархической среды и хорошо представлявшем ту среду, которая возглавила антисоветское движение за рубежом. К тому же у Александра Александровича уже наметились определенные контакты с белоэмигрантами, что позволяло ускорить развитие широкомасштабной агентурной комбинации под названием «Трест».