1937. Сталин против заговора «глобалистов»

В Лондоне отлично осознавали всю вероятность заключения опаснейшего, для Англии и всей мировой плутократии, союза. Иначе бы там не предпринимали таких титанических усилий, направленных на то, чтобы сорвать создание оси Москва — Берлин. Англия постоянно устраивала разного рода провокации, призванные рассорить Россию и Германию. Одной из таких, пожалуй, самых успешных, провокаций можно считать мартовский (1941 года) путч в Югославии.

В Лондоне югославскому направлению уделяли самое пристальное внимание. Внешнеполитический курс Белграда был весьма неустойчив — там раздирались между Англией, Германией и СССР. Вот почему с Югославией можно было много чего «замутить».

Ещё летом 1940 года в Москве появился один из лидеров сербской Аграрной партии С. Гаврилович. Он пытался войти в контакт с высшим советским руководством. Спецслужбы обоснованно подозревали его в работе на Англию, о чём и предупреждали верхи. Однако больно уж мягко стелил Гаврилович, декларировавший самую ярую русофилию. Он даже заявил о необходимости создания некоего панславянского «Балканского союза», в котором господствующим был бы русский язык. (В реальности же «Балканский союз» был английской придумкой, с его идеей носился министр иностранных дел Великобритании Иден. А после войны идею БС попытается взять на вооружение — против Сталина — проанглийски настроенный И.Б. Тито.)

Несмотря на всяческие сомнения, Гавриловича завербовали, получив тем самым некий канал влияния извне. И через этот канал советское руководство постоянно получало информацию о том, что антигермански настроенные югославские военные

ищут дружбы и помощи СССР. (В то же время Иден всячески давил на советского посла в Британии англомана И.М. Майского, которого он запугивал прогерманским креном белградских политиков.) Военная и антигерманская партия СССР (подробнее о ней будет сказано ниже) во главе с наркомом обороны С.К. Тимошенко моментально ухватилась за эту наживку. Югославский военный атташе был принят наркомом НКО. «Братушки» просили советского оружия — в больших количествах. Сотрудничество в этой области уже почти наладилось, однако в дальнейшем забуксовало — надо думать, не без влияния Сталина.

Вождь СССР занимал здесь крайне осторожную позицию — он вполне оправданно опасался английских провокаций. В то же время Сталин не препятствовал сближению с Белградом вообще

. Оно рассматривалось им как средство осторожного давления на Берлин. Особенно же его тревожила британская активность. И в этом плане особенно выделялся английский посол в СССР С. Криппс, развивший бурную деятельность по убеждению советских лидеров в необходимости военного союза с Югославией. «Рвение Криппса лишь подстегнуло подозрения Сталина насчёт английского заговора, — пишет Г. Городецкий. — Когда он вернулся вечером в Кремль, надеясь продолжить обсуждение в «дружественной беседе», Вышинский

(замнаркома НКИД. — А.Е.) оборвал его, как только он начал подробно излагать, какие препятствия можно создать замыслам немцев на Балканах, если русские будут поощрять Югославию сохранять независимость. Вышинский также улучил момент, чтобы привести целый список якобы враждебных Москве действий англичан» («Сталин: роковой самообман и нападение Германии»).

По сути, Сталин решительно отказался от сближения с Югославией в ущерб германским интересам и в угоду Англии. «Однако 27 марта все карты смешались: генерал Душан Симович, командующий Югославскими военно-воздушными силами, произвёл бескровный переворот в Белграде с помощью армии. Принц Павел был свергнут и отправлен в изгнание, а на престол возведён юный король Пётр. Внимательным наблюдателям было совершенно ясно, что переворот явился для Москвы сюрпризом. Вряд ли Советский Союз мог «тайно или явно» участвовать в перевороте, которым дирижировал британский Отдел особых операций» («Роковой самообман»).