— Время для улучшения отношений пришло, — настаивал Шуленбург, — «и дипломаты обеих стран должны содействовать успеху начавшегося процесса». И взяв на вооружение вайцзеккеровский образ Германии как «лавки, в которой много товаров», которые могли заинтересовать Советский Союз, уточнил, что среди этих товаров были и «политические» выгоды.56
Именно в тот момент, когда Молотов не очень-то спешил с ответом на очевидные германские заигрывания, интерес к улучшению отношений с Берлином стали проявлять британцы. Майский неоднократно отмечал, что Чемберлен — и Галифакс, мог бы добавить он — не хотели сжигать мостов к Гитлеру. В своих публичных выступлениях оба тщательно следили за тем, чтобы оставить возможность для новых предложений из Берлина. 18 мая Галифакс вызвал к себе германского посла, Герберта фон Дирксена, чтобы выразить ему свою горечь по поводу исчезновения Чехословакии и предупредить, что нападение на какое-либо государство, имеющее британские гарантии будет означать войну. Дирксен возразил, что Гитлер не собирается покушаться на британские гарантии. Тогда Галифакс спросил, нельзя ли убедить Гитлера сделать публичное заявление, осуждающее применение силы и склонить его к мирным переговорам. Гитлер не собирался делать требуемого заявления, поэтому 8 июня Галифакс сделал на заседании палаты лордов свое собственное, в котором повторил то, что говорил Дирксену о возможности начала переговоров, если Гитлер не будет прибегать к силе или к угрозам применения силы.57
Это было через неделю после того, как Вайцзеккер встретился в Берлине с Астаховым. Чемберлен тоже был явно заинтересован в том, чтобы оставить дверь открытой. Он писал Иде:«Мы оба [Галифакс и Чемберлен] прекрасно понимаем опасность того, что германский народ может быть обманут и поверит в то, что мы планируем напасть на них, как только завершим необходимые приготовления, поэтому оба стараемся сделать ясной для них нашу истинную позицию. Очевидно, что нацисты боятся нашего успеха, потому что как в их собственной, так и в итальянской прессе появляются сообщения, которые представляют наше «движение» им навстречу как следствие наших неудач с русскими. Да и наша собственная оппозиция делает все, что в ее силах, чтобы упрочить это впечатление, очевидно решив заблокировать любые попытки предотвратить войну. Поэтому единственное, что нам остается — продолжать свое и не обращать на них внимания, надеясь, что в конце концов наши усилия смогут преодолеть отрицательное отношение к нам официальных кругов Италии и Германии. Я все еще верю, что лучше всего способен сработать наш план поддерживать контакты с Римом, где, я уверен, на перспективу войны взирают с ужасом...».58
Весьма любопытно, что на этой точке развития событий Чемберлен и Галифакс были, похоже, гораздо больше заинтересованы в переговорах с Германией, чем Молотов, но при условии, что Гитлер будет вести себя «разумно». Беда была в том, что сами немцы хотели разговаривать с Молотовым, а не с Чемберленом. 13 июня Вайцзеккер встретился в Берлине с британским послом, сэром Невиллом Гендерсоном, чтобы поставить его в известность, что заключение англо-советского договора весьма затруднит англо-германское взаимопонимание.59
Это был умный шаг, учитывая то, что немцы при этом вовсю обхаживали Молотова. Наджиар сообщал, что заявление Галифакса в палате лордов, а также выступления Чемберлена и сэра Джона Саймона в палате общин лишь усилили советскую подозрительность. До французов также дошли слухи, что нацистское правительство выражает явное желание «договориться» с Москвой.60Тем временем весь июнь и июль советские переговоры с французами и британцами шли ни шатко и ни валко, в торгах об условиях и бесконечных поисках политически приемлемых формулировок. Британская позиция, с которой соглашались и французы, состояла в том, что никакого соглашения заключать не следует, пока советское руководство не уступит в вопросе о балтийских странах. Сидс говорил Наджиару, что настрой у него пессимистический и на успех он не надеется. Переговоры не сдвинутся с места, пока англичане и французы не примут советских условий. Наджиар продолжал сетовать на утечки информации в парижскую прессу, которые могли происходить только из внутренних источников.61