Когда Кулондр спросил, что же делать теперь, Литвинов ответил, что позиций, утраченных в Чехословакии уже не вернешь и не восстановишь. Это была катастрофическая потеря. Англо-французам оставалось два возможных исхода: капитулировать полностью, признав германскую гегемонию в Европе, или наконец решиться и начать сопротивление. В первом случае, у Гитлера не займет много времени переварить свои новые приобретения, перед тем как обернуться, скажем, к Британской империи. Атаковать Советский Союз по его расчетам пока что слишком опасно. Во втором случае, Франции и Британии придется повернуть навстречу Москве. «В этом случае они неизбежно обратятся к нам и заговорят с нами другим языком».
Отчет Кулондра об этой встрече не содержит резкой наркомовской концовки. Он подчеркивает главное направление мыслей Литвинова о том, что всеобъемлющее улаживание отношений с нацистской Германией невозможно, то есть, говоря другими словами, война неизбежна. Согласно Кулондру, Литвинов особо выделил возможность германо-советского сближения в том случае, если Гитлер решит двигаться на запад; хотя нарком в своем отчете и не упоминает этого момента. Может быть, Кулондр хотел встряхнуть Париж столь опасной перспективой. Потому что сам он желал развития событий именно по второму варианту, высказанному наркомом, и полагал, что Советский Союз тоже предпочтет следовать ему. Он понимал, что только такой вариант развития событий может обеспечить Советскому Союзу реальную безопасность от нацистской агрессии. Вместе с тем Кулондр предупреждал — еще когда англо-франко-советские переговоры начинались в 1939 году, и читателям хорошо бы об этом запомнить — что Советский Союз, наученный последним опытом, теперь потребует «четких гарантий помощи» в любом возможном соглашении с Францией и Британией.
И если на Кэ д`Орсе, может быть, больше стремились к тому, чтобы не видеть реального положения вещей, Кулондр постоянно подчеркивал опасность возможного нацистско-советского сближения, предвидя даже неизбежные неофициальные контакты советских чиновников с Берлином. Ценой такого сближения — единственной, которая удовлетворила бы Гитлера — мог стать раздел Польши. «Страх — плохой советчик», говорил Кулондр, и в поисках союзников СССР вполне мог повернуть к нацистской Германии. Кулондр реально представлял, что должно стать главным в англо-французской повестке дня на ближайшие несколько месяцев, подчеркивая важность подталкивания Польши и Советского Союза к сотрудничеству перед лицом реального врага обоих — нацистской Германии. Англо-французская бездеятельность уже привела Польшу и могла привести «Советы» к сотрудничеству с Гитлером. Будет нелегко привести польское правительство к необходимости «более тщательной оценки своих жизненных интересов», но Франция должна попытаться наладить советско-польское военное сотрудничество в рамках более широкого альянса с Францией и Британией. Это был последний шанс восстановить европейское равновесие и его нельзя было упускать. Время уходит, заключал он, и мы должны знать, на кого мы можем рассчитывать и кто может рассчитывать на нас.116
18 октября Бонне признался Сурицу, что он так надеялся на улучшение франко-советских отношений, но Литвинов ответил ему презрением. «Последнее заявление Бонне в разговоре с Вами о неизменности отношений и т. п. имеет так же мало значения, как и заявление англичан и французов о том, что "они не намерены исключать нас из разрешения европейских вопросов"». Теперь эти вопросы будет решать Гитлер, а франко-англичане будут делать все, чтобы не противоречить ему. Чемберлен и Даладье готовы на что угодно, лишь бы добиться договора с Германией и Италией. «Им, конечно, невыгодно теперь же рвать с нами, ибо они тогда лишатся козыря в переговорах с Берлином. Обратятся они к нам только в том случае, если не вытанцуется соглашение с Берлином и последний предъявит требования, даже для них неприемлемые».117
По странному стечению обстоятельств, оценка Литвиновым советско-западных отношений, как козыря в игре англо-французов против Германии, отражала, словно в зеркале, мнение Кулондра о франко-советском пакте как возможной плате за советско-нацистское сближение. Литвинов инструктировал Сурица не ввязываться ни в какие политические дискуссии непонятного направления с Бонне, не высказывать даже своих личных мнений.118