Однако при заключении пакта возникала уже реальная опасность, которую Сталин должен был бы учитывать — Гитлер мог сообразить, что его планы на будущее Европы отличаются от планов Сталина. И сообразить, какую судьбу Сталин готовит Германии, Европе и ему лично. Но ситуация, в которую попадал (и попал) Гитлер, поняв уже после увязания в европейской войне, что угроза с Востока, ранее, до пакта, воспринимавшаяся во всей Европе скорее как гипотетическая и абстрактная, вдруг стала совершенно реальной, не оставляла ему слишком много вариантов действий. Собственно говоря, в этот момент оставался только один вариант — второй фронт на Востоке.
Спорам о причинах германо-советской войны 1941 г., как правило, особо напряженный, даже истерический характер придает обсуждение темы «превентивности». Благодаря ей сугубо академическая, историческая проблема приобретает острое идеологическое значение. Согласиться с тем, что Гитлер напал на СССР вынужденно, для многих участников даже вполне серьезных научных дискуссий означает оправдать Гитлера. Что странно. Как будто после того, что Гитлер уже успел натворить к лету 1941 г., его можно оправдать тем, что нападение на Сталина было вынужденным. Репутация Гитлера совершенно не зависит от того, превентивно он напал или непревентивно. А вот репутация Сталина (и СССР) зависит от этого очень сильно. В случае доказанной превентивности СССР — агрессор, которого опередили* Превентивность не доказана — СССР в чистом виде жертва.
Тема эта достаточно изучена многими вполне добросовестными исследователями. Картина вырисовывается такая. Скорого, в течение ближайших недель, нападения на Германию Гитлер в июне 1941 г. не ожидал, хотя именно оно было совершенно реальным, что многократно доказано и российскими, и западными историками. Немецкая разведка имела очень неполное представление о состоянии развертывания Красной Армии. Была более или менее ясна картина происходившего в трехсоткилометровой приграничной зоне, но немцы не представляли себе всего военного потенциала Красной Армии, не знали о втором и третьем стратегических эшелонах.
Отдавая приказ о подготовке операции «Барбаросса», Гитлер не ожидал скорого удара Красной Армии, хотя по мере приближения даты собственного нападения обеспокоенность немецкого военного руководства происходившим в советской приграничной зоне все-время возрастала.
То, что СССР в принципе представляет собой открытую военную угрозу Германии, а его аппетиты далеко выходят за рамки, оговоренные пактом Молотова — Риббентропа, немецкому руководству было совершенно ясно по крайней мере с лета 1940 г. Сталин мог напасть через полгода, через год или через два, это все равно делало ситуацию для Гитлера невыносимой, поскольку па-рализовывало его действия. Закончить войну на Западе Гитлер не мог, не используя полторы сотни дивизий, стоявших на восточной границе. И увести их не мог, потому что агрессивные намерения Сталина были очевидны. Патовая ситуация тоже не могла продолжатся слишком долго, поскольку приводила только к ухудшению стратегического положения Германии. Сталин ждать мог, а Гитлер — нет. В этой ситуации Гитлер решил разрубить гордиев узел и, разбив Красную Армию, развязать себе руки на Западе.
Идеологические планы расширения «жизненного пространства» на восток играли в этой ситуации третьестепенную роль, если вообще играли. Об этом совершенно отчетливо писал Геббельс в дневнике 16 июня 1941 г. Пропагандой в дневниковых записях, естественно, и не пахнет: