1941

– Вот еще что – хотя сам ведь знаешь, в погранцах уж как несколько месяцев, но все же напомню: есть чувствительные бойцы, которые способны чуйкой своей уловить даже враждебный взгляд из кустов. Потому старайся голову держать пустой, атаковать спокойно, без лишних эмоций. Если вдруг обратят на тебя внимание издалека, ты замри – и старайся вообще ни о чем не думать. Ни о чем! Представь, что ты камень там или что засыпаешь на пуховой перине. Весь счастливый и расслабленный, а рядом девка голая лежит… И не хрен скалиться, я таким макаром на учениях даже к матерым пограничникам подбирался!

…Я и не думал тогда скалиться, это уже лейтенант сам себя накрутил. А вот сейчас, лежа на нейтралке (в смысле, на нейтральной полосе) и ожидая, когда в небе надо мной погаснут сразу две «люстры», я отчетливо вспоминаю его слова, даже интонации. Кстати, пущенные в воздух и спускающиеся на мини-парашютах немецкие осветительные ракеты действительно похожи на люстры, и фрицы действительно не жалеют патронов, регулярно пуская очереди в поле. Одна вспорола землю всего в полуметре от меня, но каким-то дичайшим усилием воли я сумел удержаться от того, чтобы не вскочить и не попытаться убежать от пуль МГ. Правда в том, что никуда от них не убежишь… Но сердце тогда билось в груди так, что я слышал его удары в ушах! А тело после первого порыва к бегству словно бы каменной тяжестью налилось и стало непослушным. Потом еле смог сдвинуться с места…

Но вот, «светлячки» тухнут. И я вновь начинаю ползти вперед, стараясь держаться посередине между двумя вражескими расчетами, вспоминая слова покойного Михайлова – насчет «прижимать к земле пятую точку». Геройский был мужик, и нужно сделать все, чтобы выжить. Иначе жертва его будет напрасна…

Ладно, это все лирика. Важно другое: когда запускали «люстру», успел разглядеть на циферблате – 2:49. Нужно спешить, ведь часа через полтора начнет светать. Хорошо хоть, еще днем часы перевел, а то ведь у немцев время на час раньше, чем в СССР. По ихнему-то в три уже рассвет!

Но все равно нужно поднажать!

…3:04. Я позади окопа фрицевского расчета и в свете «люстры» вижу трех человек. Вот только между нами никак не семь, а где-то еще семнадцать метров. Зараза… Наконец, «люстра» меркнет, и я вновь очень аккуратно, с бешено колотящимся сердцем ползу вперед, плотно сжимая пальцами правой руки пистолет с глушителем.

Вот до меня уже доносится отголосок тихого немецкого разговора…

Неожиданно подо мной хрустит то ли какая-то веточка, то ли кустик. Разговоры замолкают, и один из часовых – это заметно даже при тусклом свете звезд – оборачивается в мою сторону.

Замираю. В ушах уже словно молоты стучат – так часто и гулко бухает сердце! Мне становится реально плохо, вдобавок глаза заливает едкий пот. Он же буквально пропитал ткань гимнастерки и галифе, которые жестко натирают в паху. Я пытаюсь прикинуться камнем, освободившись от всех посторонних мыслей, но тут же в голове промелькнула страшная догадка: фрицы ведь могут почуять мой запах! Я же буквально воняю от пота!!!

Страшная догадка, от которой немеют конечности. Но, поборов себя усилием воли, направляю ствол Р-38 в сторону окопа и очень аккуратно поднимаю предохранитель. Сам же при этом буквально трясусь от ужаса… Господи, никогда мне не было так страшно…

Господи, помоги!

Легкий порыв прохладного ветра бьет мне в лицо, снося смрад грязного тела в сторону реки. Раздается спокойный, расслабляющий голос одного из пулеметчиков, и его товарищ оборачивается к пулемету… У меня аж отлегло от сердца…

Как вдруг противник пускает осветительную ракету в мою сторону!

Вспышка «люстры» на мгновение ослепляет и меня, и фрицев, но я успеваю увидеть, как в страхе исказились их лица и как практически мгновенно на смену испугу приходит бойцовская ярость.

Всего через секунду они поднимут тревогу.

Тук… Тук… Тук… Тук!

Трофейный Р-38 делает четыре выстрела. Первый – совсем негромкий хлопок, и пуля достается дозорному-перестраховщику. Второй, практически столь же тихий – и свинцовый подарок врезается в грудь еще не успевшего что-либо предпринять пулеметчика. Третий только ранит успевшего было дернуться и коротко вскрикнуть второго номера.

А четвертый его добивает.

Все происходит в интервале двух-трех секунд. Меня спасает то, что я уже был готов к бою, нацелив пистолет в сторону скучковавшихся в окопе врагов, а их же губит неготовность немедленно открыть огонь. Причем на момент столкновения только у дозорного в руке была винтовка – в одной руке. Он успел лишь схватиться за нее второй, но даже не сумел вскинуть к плечу для точного выстрела! Оставшиеся двое были и вовсе безоружны, только последний фриц перед смертью схватился за кобуру, да и вскрик его был не слишком громким.

Зато довольно громким был мой четвертый выстрел.

Осознав это, я как можно сильнее вжимаюсь в землю, внутренне приготовившись к тому, что вскоре услышу раскатистые очереди МГ. Очень красочно представив, как при свете еще не потухшей «люстры» на мне скрестятся пулеметные очереди немецких дозоров…

Глава девятая