Читаем 1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб полностью

В сентябре 1939 года, когда после начала Второй мировой войны и вторжения гитлеровской Германии в Польшу советские войска выдвинулись в Западную Украину и Западную Белоруссию, Хрущев приложил всю свою энергию для скорейшей интеграции вновь присоединенных украинских земель в советскую систему.

В Киеве он близко познакомился с генералом армии Георгием Константиновичем Жуковым, который с 1940 года командовал войсками Киевского особого военного округа. И с комиссаром государственной безопасности 3 ранга Иваном Александровичем Серовым, который стал руководителем НКВД Украины. В те годы Хрущев обратил внимание и на инженера Леонида Ильича Брежнева, продвигал его вверх по партийной лестнице.

С 22 июня 1941 года Украина стала полем самых ожесточенных сражений Великой Отечественной войны. Оставаясь руководителем Украины, Хрущев стал членом Военного совета (представителем Ставки) ряда фронтов Юго-Западного стратегического направления. – Юго-Западного, Сталинградского, Южного, Воронежского и 1-го Украинского. Критики считают его лично виновным «в двух самых страшных военных катастрофах во всей мировой военной истории: поражении советских войск на земле Украины летом и осенью 1941 года и Харьковской катастрофе мая 1942 года»[60]. Почитатели, напротив, пишут о том, что причиной этих поражений стало нежелание Сталина прислушаться к предложениям Хрущева.

Но никто не оспаривает большую роль Хрущева в организации обороны Сталинграда. Он находился в переднем командном эшелоне за Мамаевым курганом, потом – на тракторном заводе. И принимал участие в планировании и осуществлении операции «Уран», которая привела к окружению нацистских войск.

12 февраля 1943 года Хрущеву было присвоено звание генерал-лейтенанта. В Киев он вернулся после битвы за Днепр в ноябре 1943 года. «Город производил жуткое впечатление, – вспоминал Хрущев. – Некогда такой большой, шумный, веселый южный город, и вдруг – никого нет! Просто слышали собственные шаги, когда шли по Крещатику. Потом мы повернули на улицу Ленина. В пустом городе отдавалось эхо… Постепенно стали появляться люди, возникали прямо как из-под земли. Мы поднимались с Крещатика в направлении Оперного театра… Вдруг слышим истерический крик. Бежит к нам молодой человек:

– Я единственный еврей в Киеве, который остался в живых»[61]

.

Партийное руководство на Украине вновь перешло к Кагановичу, а Хрущев стал председателем Совнаркома Украинской ССР (с 1946 года – Совета министров). «Отношения Сталина и Хрущева были противоречивыми, – замечал работавший тогда в комсомольском руководстве Украины Владимир Семичастный. – Сам факт, что после войны Сталин заменил на Украине Хрущева Кагановичем, свидетельствует о его определенном недоверии. Однако скорое возвращение смещенного на его прежнюю должность, не прерванное членство его в Политбюро ЦК партии доказывают, что конфликты между ними никогда не перерастали в открытую враждебность»[62].

На Хрущева легло нелегкое бремя восстановления разрушенной и разоренной нацистами Украины. В 1947 году он вновь был избран Первым секретарем ЦК КПУ (б).

На Западной Украине продолжалось вооруженное сопротивление фашистских коллаборационистов, бандеровцев, теперь уже поддерживаемое из-за океана. Это были не только разрозненные отряды, но и такое крупное соединение, как Украинская повстанческая армия. О масштабах операций дает представление записка Кагановича, Хрущева и Абакумова от 28 октября 1947 года, в которой сообщалось, что только «за 9 месяцев 1947 года было захвачено живыми при боевых операциях и арестовано 13 107 и убито 3 391 бандитов. Из этого числа убито и арестовано 1103 руководящих лиц ОУНовского подполья и банд… В проведении этой операции принимали участие свыше 40 000 чекистов, офицеров и солдат войск МГБ»[63].

Хрущев генерировал множество инициатив. В феврале 1948 года он внес предложение, поддержанное Сталиным: предоставить собраниям колхозников право высылки на 8 лет «из села за пределы Украинской ССР наиболее злостных и неисправимых преступников и паразитических элементов, на которых не оказывают необходимого влияния обычные меры воздействия и предупреждения». В июне Верховный Совет СССР распространил эти меры на всю страну. До 1953 года в Сибирь и Казахстан на спецпоселения было насильственно выселено с семьями 47 тысяч «паразитов». Другая инициатива Хрущева касалась организации лагерей и тюрем строгого режима для содержания особо опасных государственных преступников (шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций и групп) и о направлении их по отбытии наказания в ссылку на поселения в отдаленные местности СССР под надзор органов МГБ. На основании соответствующей директивы Генпрокурора и министра госбезопасности было сослано больше 20 тысяч человек[64].

В 1949 году началось «ленинградское дело», которое выбило из высших эшелонов всю питерскую прослойку руководства во главе с Алексеем Александровичем Кузнецовым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное