1984. Дни в Бирме

Это слово — бастардов (Дороти неловко отвела взгляд) — он произнес с простодушной гордостью мистера Микобера[149]. Надо сказать, что он, с тремя своими «бастардами», считался одним из главных возмутителей спокойствия Найп-хилла. Мистер Уорбертон был человеком, не стесненным в средствах, называл себя художником — за год он создавал пять-шесть посредственных пейзажей — и открыто жил со своей домработницей. В Найп-хилле он появился за два года до того и купил недавно построенную виллу, неподалеку от дома ректора, но бывал там наездами. Четыре месяца назад его сожительница — она была иностранкой, поговаривали, что испанкой, — снова вызвала всеобщее возмущение, и посильнее прежнего, внезапно бросив его, после чего мистер Уорбертон отвез детей в Лондон, к какой-то сердобольной родственнице. Что касается его наружности, он был мужчиной импозантным и привлекательным, хотя совершенно лысым (что всячески старался скрыть), а держался с таким молодецким видом, что его внушительный живот казался лишь основанием могучего торса. Ему было сорок восемь лет, но он говорил, что сорок четыре. В городке его называли «старым проказником»; девушки его побаивались, и не без причины.

Мистер Уорбертон с отеческим видом приобнял Дороти за плечи и повел через толпу, без умолку разговаривая. Машина Блайфил-Гордона, объехав водокачку, направлялась в обратную сторону, все так же сопровождаемая свитой вакханок не первой молодости. Мистер Уорбертон с любопытством воззрился на них.

— Как понимать эти отвратные кривляния? — спросил он.

— О, они — как же это называется? — проводят предвыборную агитацию. Видимо, рассчитывают, что мы за них проголосуем.

— Рассчитывают, что мы за них проголосуем! Боже правый! — пробормотал мистер Уорбертон, провожая взглядом торжественный кортеж.

Воздев свою внушительную трость с серебряным набалдашником, которая всегда была при нем, он стал указывать — и весьма выразительно — то на одну, то на другую фигуру в этом шествии.

— Взгляните на них! Только взгляните! На этих льстивых кикимор и этого полудурка, скалящегося на нас, как мартышка на мешок с арахисом. Хоть когда-нибудь видели столь мерзкий спектакль?

— Зачем же так громко?! — пробормотала Дороти. — Кто-нибудь непременно услышит.

— Хорошо! — сказал мистер Уорбертон и заговорил громче прежнего. — Подумать только, что этот безродный пес всерьез имеет наглость думать, что мы должны с восторгом лицезреть его вставные зубы! А костюмчик, что он нацепил, — смотреть тошно. Нет ли кандидата от социалистов? А то я за него проголосую.

Несколько человек на тротуаре обернулись и уставились на него. Дороти увидела, как из-за края плетеных корзин, висевших в дверях одной лавки, на них злобно таращится тщедушный, желтушный старичок, мистер Туисс, торговец скобяными изделиями. Он уловил слово «социалистов» и отметил в уме мистера Уорбертона, как одного из них, а Дороти — как его сообщницу.

— Мне правда пора, — сказала Дороти поспешно, почувствовав, что лучше ей отделаться от мистера Уорбертона, пока он не сказал чего-нибудь еще более бестактного. — Мне еще столько всего надо купить. Что ж, пожелаю вам всего хорошего.

— О нет, постойте! — сказал мистер Уорбертон игриво. — Даже не думайте! Я — с вами.

Дороти катила велосипед по улице, а мистер Уорбертон шел рядом, продолжая говорить, выпятив грудь и убрав трость под мышку. От такого попробуй отделайся; вообще-то Дороти считала его другом, но иногда ей хотелось (ведь он был возмутителем спокойствия, а она — дочерью ректора), чтобы он выбирал не такие людные места для общения с ней. Однако в данное время она была признательна ему за компанию, позволявшую ей миновать лавку Каргилла в относительном спокойствии — Каргилл все так же стоял на своем пороге и косился на Дороти со значением.

— Считаю за удачу, что встретил вас этим утром, — сказал мистер Уорбертон. — На самом деле, я вас искал. Как думаете, кто сегодня придет ко мне на обед? Бьюли — Роналд Бьюли. Вы ведь слышали о нем?

— Роналд Бьюли? Нет, не думаю. А кто он?

— Ну, как же! Роналд Бьюли, романист. Автор «Рыбешек и девчушек». Вы же читали «Рыбешек и девчушек»?

— Нет, боюсь, не читала. На самом деле, даже не слышала.

— Дорогая моя Дороти! Вы лишаете себя такого удовольствия. Вам непременно надо прочитать «Рыбешек и девчушек». Горячая штучка, заверяю вас, — настоящая первоклассная порнография. Как раз то, что вам нужно, чтобы стряхнуть с себя понятия девочек-скаутов.

— Я бы хотела, чтобы вы такого не говорили! — сказала Дороти, отводя взгляд с неловким чувством и тут же снова ища его взгляда, поскольку Каргилл неотрывно следил за ней.

— Так где живет этот мистер Бьюли? — добавила она. — Уж точно не здесь?

— Нет. Он из Ипсвича приедет на обед; может, и заночует. Поэтому я вас и искал. Думал, вы могли бы захотеть познакомиться с ним. Как насчет прийти вечером ко мне на обед?

— Никак не могу прийти к вам на обед, — сказала Дороти. — Мне нужно позаботиться об ужине для отца и сделать еще тысячу дел. Я буду занята часов до восьми, если не позже.