Читаем 1984. Дни в Бирме полностью

— Что ж, посмотрим, — сказала она и продолжила с кислой миной: — Должна сказать, в наши дни не так-то просто найти хороших работящих помощниц. Ты им даешь хорошую зарплату и обращение, а в ответ никакой благодарности. Последняя, которая — от кого я только что избавилась — мисс Стронг, была вполне ничего в том, что касалось учительства; как-никак Б-И, а я уж не знаю, что может быть лучше Б-И, если только не М-И. Вы, случаем, мисс Миллборо, не Б-И или, может, М-И[247], а?

— Нет, боюсь, что нет, — сказала Дороти.

— Что ж, это жаль. Куда как лучше, когда на проспектах у вас пара буковок за именем. Ну что ж! Надо думать, переживем. Вряд ли многие НАШИ родители знают, что значит Б-И; а незнание свое они не афишируют. По-французски, надо думать, говорите?

— Ну… я учила французский.

— Ну и порядок. Главное, на проспектах тиснем. Что ж, возвращаясь к тому, что я говорила, мисс Стронг была что надо как учительница, но не обладала должным, как я говорю, моральным обликом. В «Рингвуд-хаузе» мы мораль блюдем сурово. Большинство родителей как раз на это смотрят, сами увидите. А которая до мисс Стронг была, мисс Брюэр, — что ж, та, как я говорю, характером была слаба. Слабохарактерным с девчонками не сладить. Кончилось все тем, что как-то утром одна малявка подползла к ее столу со спичками и подпалила мисс Брюэр юбку. Естественно, я не стала держать ее после этого. Тем же вечером и выпроводила — и никаких ей рекомендаций, имейте в виду!

— То есть вы исключили провинившуюся девочку? — сказала Дороти взволнованно.

— Что? Девочку?

Еще чего! Или вы считаете, я сама возьму и доход себе урежу? Мисс Брюэр я исключила — не девочку. Негодное это дело — держать учительницу, с которой девочки так наглеют. У нас сейчас уже двадцать одна в классе, и вы увидите, что без крепкой руки с ними не сладишь.

— А сами вы не преподаете? — сказала Дороти.

— Ой, что вы, нет! — сказала миссис Криви с долей пренебрежения. — И так забот полон рот — какое там преподавать. За домом надо смотреть, и семеро детей у нас обедают, а у меня одна приходящая домработница. Опять же, я еле успеваю деньги из родителей вытягивать. В конечном счете деньги — это

главное, согласны?

— Да, — сказала Дороти, — пожалуй.

— Что ж, давайте обговорим вашу зарплату, — продолжила миссис Криви. — В учебное время я буду давать вам стол, комнату и десять шиллингов в неделю; в каникулы — только стол и комнату. Можете пользоваться котлом на кухне для стирки, а для горячих ванн я включаю газовую колонку каждую субботу, вечером; во всяком случае, почти каждую. Этой комнатой пользоваться вы не будете, потому что здесь у меня приемная. И я не хочу, чтобы вы жгли газ у себя в спальне. Но столовкой пользуйтесь, когда захотите.

— Спасибо, — сказала Дороти.

— Что ж, надо думать, это всё. Полагаю, вы уже будете спать. Вы ведь, конечно, поужинали?

Поняв это в том смысле, что ей не стоит рассчитывать на еду до утра, Дороти ответила утвердительно, хотя это была неправда; на том разговор и завершился. Миссис Криви никогда ни с кем не разговаривала дольше необходимого. Все, что она говорила, было настолько конкретно и по делу, что такое понятие, как разговор, здесь не годилось. Скорее это была пародия на разговор, вроде диалогов в бульварных книжонках, где все говорят, как картонные. В самом деле, миссис Криви не разговаривала в строгом смысле слова; она просто говорила, что считала нужным, в своей отрывистой надменной манере и давала понять, что не задерживает собеседника. Так что она проводила Дороти по коридору до ее спальни и зажгла газовый рожок размером не больше желудя. В полумраке обозначился убогий интерьер: узкая кровать под белым стеганым одеялом, ветхий шифоньер, единственный стул и рукомойник с холодной фаянсовой раковиной и кувшином. Это весьма напоминало спальни в приморских меблирашках, за исключением одной детали, придающей таким комнаткам ощущение уюта и благообразия, — изречения в рамке над кроватью.

— Вот ваша комната, — сказала миссис Криви, — и я надеюсь, вы окажетесь поопрятней мисс Стронг. И не жгите, пожалуйста, газ по полночи, потому что мне видно по щели под дверью.

С этим напутствием она предоставила Дороти самой себе. В комнате было очень зябко; не только в комнате — во всем здании пробирал озноб, наводя на мысль, что камины здесь топят нечасто. Дороти быстро разделась и легла в постель, чтобы совсем не замерзнуть. Убирая одежду на верхнюю полку шифоньера, она нашла картонный ящик с девятью пустыми бутылками из-под виски — красноречивые свидетельства морального облика мисс Стронг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Оруэлл, Джордж. Сборники

Все романы в одном томе
Все романы в одном томе

В этот сборник – впервые на русском языке – включены ВСЕ романы Оруэлла.«Дни в Бирме» – жесткое и насмешливое произведение о «белых колонизаторах» Востока, единых в чувстве превосходства над аборигенами, но разобщенных внутренне, измученных снобизмом и мелкими распрями. «Дочь священника» – увлекательная история о том, как простая случайность может изменить жизнь до неузнаваемости, превращая глубоко искреннюю Веру в простую привычку. «Да здравствует фикус!» и «Глотнуть воздуха» – очень разные, но равно остроумные романы, обыгрывающие тему столкновения яркой личности и убого-мещанских представлений о счастье. И, конечно же, непревзойденные «1984» и «Скотный Двор».

Джордж Оруэлл , Френсис Скотт Кэй Фицджеральд , Фрэнсис Скотт Фицджеральд , Этель Войнич , Этель Лилиан Войнич

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза
Солнце
Солнце

Диана – певица, покорившая своим голосом миллионы людей. Она красива, талантлива и популярна. В нее влюблены Дастин – известный актер, за красивым лицом которого скрываются надменность и холодность, и Кристиан – незаконнорожденный сын богатого человека, привыкший получать все, что хочет. Но никто не знает, что голос Дианы – это Санни, талантливая студентка музыкальной школы искусств. И пока на сцене одна, за сценой поет другая.Что заставило Санни продать свой голос? Сколько стоит чужой талант? Кто будет достоин любви, а кто останется ни с чем? И что победит: истинный талант или деньги?

Анна Джейн , Артём Сергеевич Гилязитдинов , Екатерина Бурмистрова , Игорь Станиславович Сауть , Катя Нева , Луис Кеннеди

Фантастика / Проза / Классическая проза / Контркультура / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Романы