Был фильм "Член правительства", но на самом деле женщин в правительстве не было. Е. Фурцева осталась в памяти редким исключением. Она довольно находчиво помогла Н. Хрущеву провести Пленум ЦК, где он победил группу Молотова, Кагановича и др. Однако Хрущев по исторической традиции властелинов убирать тех, кто помог, вывел Фурцеву из Президиума ЦК, оставив ее только министром культуры. Калатозов и я, бывшие однажды на приеме у Фурцевой, были потрясены тем, как без всякого спроса в ее кабинет вошел какой-то военный связист, отрезал кусачками особую "сверхвертушку" и унес под мышкой. Фурцева чуть не до крови закусила губу от такого грубого оскорбления. Эти люди даже не подумали, что она не только бывший член Президиума, но прежде всего — женщина.
Царивший столько лет закон, запрещающий аборты, был не только надругательством, но и практически убийством множества женщин, вынужденных делать аборты тайком у сомнительных повивальных бабок, у всякого рода шарлатанов. Несколько поколений в стране воспитывались анормальным методом раздельного обучения, и отчуждение мужчин и женщин усугубилось.
Были попытки освободить женщин от тяжелого физического труда: так, например, запретили женщинам работать в шахтах, под землей. Знаменитые, воспетые шахтер-
_— песенным фольклором откачницы ушли в прошлое.
Но мужчины не хотели работать на их нелегком месте за ту же самую низкую зарплату, и ее пришлось повысить.
Спрашивается: а почему же за совершенно одинаковую работу женщинам столько лет платили меньше? Женская зарплата по стране и сейчас составляет 60 процентов от мужской. Потому ли, что мужской труд тяжелее? Или высокооплачиваемые должности занимают в основном мужчины? Думаю, что более всего в низкой заработной плате для женщин повинно ни на чем не основанное чувство превосходства своего пола — своего рода мужской шовинизм.
В моей первоначальной предвыборной программе, напечатанной в "Огоньке", был пункт о запрещении использовать женщин на тяжелых работах. Однако я получил ряд писем, пронзивших меня своей трагической без-исходностью:женщины пишут, что только на тяжелых работах они могут заработать хорошие деньги, и такой запрет был бы для них катастрофой.
А ведь у советской работающей женщины не одна, а три работы. Первая работа — работа. Вторая работа— очереди, Третья работа — дети, дом, кухня.
В "Советской России" от 23 апреля напечатана любопытная информация о том, что австрийские женщины ежегодно проделывают домашнюю работу, стоимость которой составляет около 350 миллиардов шиллингов. Уборка, стирка, глажение белья оцениваются в 130 миллиардов. Кухонная работа — в 60 миллиардов.
Кто и когда возьмется подсчитать, сколько стоит домашняя работа советских женщин? А сколько стоит та страшная, изнурительная работа, на которую уходит столько нервов, -*- очереди?
Несколько лет назад я был в столице ГДР. Зашел в небольшой магазин неподалеку от гостиницы. Мне ничего не надо было там покупать, но меня вело чисто советское продовольственное любопытство. Магазин был не фирменный, не валютный, однако в нем было видов двадцать колбас — и твердокопченная, и полукопченная, и глазированная, и ливерная, и телячья, и охотничья, и... И вдруг рядом я услышал стук чего-то упавшего на пол. На полу без чувств лежала молодая девушка. По прическе, по рисунку крепдешинового платья, по бежевым босоножкам и по многим другим не поддающимся
70
определению приметам я узнал свою соотечественницу. До этого я только читал об обмороках в романах девятнадцатого века, но обморок как таковой увидел в первый раз. Девушка, приходя в сознание, шептала: "За что? За что?" — пока я старался привести ее в чувство. Наконец мне это удалось, и я повел ее в ближнее кафе. Что же с ней произошло? Что было закодировано под этим вопросом "За что? За что?" Девушка была из алтайского колхоза, работала на комбайне, на тракторе, на заработки не жаловалась. Девушку премировали за трудовые успехи поездкой в ГДР. Увидев обилие в магазине колбас, сыров, всего-всего, свободно, без очереди, она была потрясена. "Как же это понять? — говорила девушка. — Мы ведь выиграли войну, а они проиграли. Я не потому, что они живут хорошо... Но почему мы живем так плохо? За что?" Со вздохом я подумал, что, слава богу, она попала сначала сюда, а не в Западный Берлин, где есть фирменный магазин с выбором не меньше, чем пятьсот сортов разных колбас.
Действительно, почему живем так плохо? За что?
Академик Шаталин приводит в "Огоньке" устрашающую цифру: неудовлетворенный спрос населения превышает 70 миллиардов рублей.