1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь

В час ночи Аомамэ заснула в своей постели. Ей приснился эротический сон. Ее грудь во сне была красивой и округлой, как пара грейпфрутов, соски — большими и твердыми. И этой грудью она упиралась в чей-то огромный член. Аомамэ спала нагишом, широко раскинув ноги, ее одежда с бельем валялись на полу у кровати. Она спала и не знала, что в небе за окном сияют две яркие луны. Одна большая и старая как мир, другая — новая, чуть поменьше.

Хозяйка с Цубасой заночевали в одной комнате. Переодетая в новенькую цветастую пижаму, девочка сопит, свернувшись калачиком в своей постели. Хозяйка заснула одетой, откинувшись на спинку стула рядом с кроватью. Ее ноги укутаны мягким пледом. Явно собиралась уйти, когда ребенок уснет, но сама провалилась в сон. Над огромным холмом вокруг приюта царит почти абсолютная тишина. Лишь откуда-то издалека порой доносит вопли клаксонов, сирены «скорой помощи» и рев газующих автомобилей. Овчарка у входа сложила голову на передние лапы и тоже спит. Шторы на окнах дома задернуты, но снаружи облиты призрачным белым сияньем. Тучи наконец разошлись, и обе луны сияют в небе, подчиняя своему притяжению все приливы земных морей.

Малышка Цубаса спит, прижимаясь щекой к подушке, ее рот слегка приоткрыт. Во сне девочка дышит так тихо, что кажется окаменевшей. Лишь по плечикам иногда пробегает дрожь. Длинные волосы, разметавшись, закрывают ее лоб и глаза.

Но вот ее губы распахиваются чуть шире — и оттуда, изо рта, начинают выходить LittlePeople. Один за другим выбираются наружу и бдительно озираются. Проснись в эту минуту хозяйка, она бы тут же их обнаружила. Но хозяйка спит крепким сном и долго еще не проснется. LittlePeople знают это хорошо. Всего их пятеро. Когда они только выходят из девочки, их рост не больше ее мизинца, — но каждый тут же раскладывается, как игрушечный робот-трансформер, и очень быстро вырастает сантиметров до тридцати. Одеты совершенно непримечательно. Их лица бесстрастны. Друг от друга LittlePeople практически неотличимы.

Без единого звука они спускаются с кровати на пол, забираются под кровать и вытаскивают оттуда нечто, напоминающее то ли маленькую рисовую лепешку, то ли большой пельмень. Встают вокруг него, поднимают руки, вонзают пальцы в пространство — и отработанными движениями начинают вытягивать прямо из воздуха белые прозрачные нити. Этими нитями, на вид очень клейкими, они обматывают белое нечто, и лепешка-пельмень растет на глазах. А вместе с ней вырастают и они сами. Вот уже каждый более полуметра. Свой размер LittlePeople регулируют по необходимости.

Они работают час, другой, третий. Стараются изо всех сил, хотя никто не издает ни звука. Труд упорный и слаженный, ни секунды на передышку, пока Цубаса с хозяйкой спят мертвым сном. Сном, крепче которого им засыпать еще не доводилось. Как, впрочем, и всем остальным обитателям этого дома.

И лишь овчарка, несмотря на глубокую спячку, то и дело тревожно поскуливает на траве под окном, пока обе луны, сговорившись, затапливают мир своим тусклым, потусторонним сияньем.

Глава 20

ТЭНГО

Бедные гиляки!

Тэнго не спалось. Фукаэри, наверное, уже видела седьмой сон — на его кровати, в его пижаме. А он, поворочавшись минут тридцать на застеленном наспех диване (где, кстати, раньше ему вполне уютно спалось), совсем отчаялся, встал и отправился на кухню, где опять сел за будущую книгу. Словопроцессор остался в спальне, поэтому он писал обычной ручкой в блокноте для заметок. Не испытывая при этом ни малейшего неудобства. Конечно, на процессоре удобнее печатать и сохранять написанное. Но прорисовывать иероглифы вручную — удовольствие особое.

Раньше он редко писал по ночам. Куда больше ему нравилось сочинять тексты днем, когда все остальные люди тоже не спят, ходят по улицам и занимаются своими делами. С наступлением ночи, в навалившейся тишине повествование выходило чересчур мрачным и концентрированным. Слишком многое из написанного по ночам приходилось затем переделывать при дневном свете. Чем тратить столько сил и времени на правку, повторял он себе, не лучше ли сочинять тексты набело, пока светит солнце?

Однако теперь, когда Тэнго попробовал писать ночью, да еще и от руки, чего с ним не случалось уже давно, — он вдруг заметил, что в голове его заработал какой-то новый движок. Фантазия расправила крылья, и повествование излагалось будто само собой. Одна идея совершенно естественно перетекала в другую — и так далее. Шарик ручки строчил по белой странице упрямо, почти без пауз. Когда уставали пальцы, Тэнго откладывал ручку и проделывал в воздухе пассы, подобные танцам рук пианиста, играющего гаммы. Стрелка на будильнике подбиралась к двум. За окном, как ни удивительно, стояла такая тишь, словно город накрыло облаком, гасящим всякие звуки.