1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь

Наткнувшись на взгляд Фукаэри, Усикава напрягся. Казалось, девчонка смотрит с фотографии прямо ему в глаза. Никакого сомнения: эта пигалица знала, что Усикава — здесь. Наблюдает за ней. И, наверное, снимает ее скрытой камерой. Об этом ясно и недвусмысленно сообщали ее чистые глаза. Она видела все и отнюдь не одобряла того, что он делает. Ее взгляд, как игла, прошивал его сердце насквозь. Тому, чем он занимался, не было оправдания. Но в то же время она не осуждала и не презирала Усикаву. В каком-то смысле эти сногсшибательные глаза его даже прощали… Точнее — нет, не прощали. Глаза эти словно жалели его. Видели, как низко он пал, и выражали ему соболезнование.

Случилось все очень быстро. В то утро, выйдя во двор, Фукаэри посмотрела сперва на верхушку столба; затем, резко обернувшись, перевела взгляд на зашторенное окно, за которым прятался Усикава, — и, уставившись прямо в глазок замаскированного объектива, заглянула Усикаве в самое сердце. А потом ушла. Время застыло на месте — и потекло опять. Эта странная пауза длилась от силы минуты три, но девчонка успела исследовать все закоулки его души, разглядела там всю грязь и всю низость, а затем подарила ему свое безмолвное сострадание — и исчезла.

От этого взгляда Усикава ощутил под ребрами острую боль, словно его пронзают огромной иглой для починки татами. Он вдруг отчетливо ощутил, в какого мерзкого извращенца превратился. И обижаться тут не на что. Потому что он — действительно мерзкий извращенец. Но чистый, полный искреннего сожаления взгляд Фукаэри низверг его в бездну невыносимого отчаяния. Уж лучше бы она упрекала, презирала, обвиняла, проклинала его. А то и сразу огрела по голове бейсбольной битой. Он вынес бы что угодно — но только не это.

Куда проще иметь дело с тем же Тэнго. На фотографиях он стоял у подъезда, повернувшись в сторону Усикавы. И, как и Фукаэри, внимательно оглядывался по сторонам. Но во взгляде Тэнго не было ничего примечательного. Этот наивный, бесхитростный взгляд не способен заметить ни спрятанной за шторами камеры, ни Усикавы с пультом в руке.

Затем Усикава сосредоточился на снимках загадочной незнакомки. Фотографий с нею получилось три. Бейсбольная кепка, очки в черной оправе, серый шарф до самого носа. Черты лица неразборчивы. На всех кадpax освещение ни к черту, плюс козырек кепки отбрасывает тень на лицо. Тем не менее эта женщина по всем параметрам совпадала с тем образом Аомамэ, который Усикава уже для себя составил. Зажав в руке все три фото веером наподобие игральных карт, он долго разглядывал каждую по очереди. И чем дольше смотрел, тем больше убеждался: эта женщина — не кто иная, как Аомамэ.

Он подозвал официантку и спросил, что у них сегодня на десерт. Персиковый пирог, ответила та. Усикава заказал пирог и чашку кофе.

«Если это не Аомамэ, — размышлял он в ожидании пирога, — шанса найти женщину с такой фамилией мне не видать, как своих ушей».

Пирог испекли куда лучше, чем он ожидал. Сочная фруктовая мякоть под румяной хрустящей корочкой. Сам персик, конечно, из банки, но для десерта в семейном ресторанчике недурно. Усикава съел пирог до последней крошки, допил кофе и, весьма удовлетворенный, вышел на улицу. Накупив в супермаркете продуктов на три дня вперед, он вернулся в квартиру и снова уселся за камеру.

Наблюдая за крыльцом через щель между шторами, он опирался спиной о стену и, согретый лучами солнца, несколько раз проваливался в зыбкую дрему. Но это его не тревожило. Ничего важного он все равно не пропустит. Тэнго уехал из Токио на похороны отца, а Фукаэри уже вряд ли сюда вернется. Знает ведь, что Усикава следит за происходящим. Да и Загадочная Незнакомка едва ли появится здесь при свете дня. Слишком уж осторожна. И на охоту выходит, лишь когда стемнеет.

Но солнце зашло, а незнакомка не появлялась. Те же люди, что и всегда, выходили из дома — к обеду за покупками, к вечеру на прогулку, а ушедшие с утра на работу неизменно возвращались куда более усталыми, чем уходили. Все их передвижения Усикава отслеживал только взглядом и затвор не нажимал. Фотографировать их больше не было смысла. Сейчас его интерес сводился лишь к трем действующим лицам. Все остальные — просто безымянные прохожие. От нечего делать он наделял их первыми приходящими в голову именами:

— Председатель Мао! — (Прическа точь-в-точь как у Мао Цзэдуна.) — Хорошо ли сегодня работалось?

— Господин Длинноухий! Отличный день для прогулки, не правда ли?

— Госпожа Проетая Челюсть? Что у нас нынче на ужин?