1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь

Тэнго поднялся на второй этаж, подошел к двери отцовской палаты. Негромко стукнул два раза. Открыл. Отец крепко спал — в той же позе, что и всегда. От вены на руке убегала вверх трубочка капельницы, из-под одеяла вниз — катетер. В палате — никаких изменений со вчерашнего дня. Окно закрыто и занавешено. В спертом воздухе стояла вонь от выделений больного вперемешку с запахами лекарств и ароматом цветов на окне. Хотя сил у отца почти не осталось и в сознание он не приходил уже очень долго, метаболизм не нарушался, и старик пока находился по эту сторону границы миров — там, где «быть» означает еще и «пахнуть».

Войдя в палату, Тэнго первым делом раздвинул занавески и распахнул окно. Стояло чудесное утро. Свежий, в меру прохладный воздух ворвался в палату. Солнечные лучи заливали комнату, а легкий ветер с моря покачивал занавески. Одинокая чайка с поджатыми лапками парила над сосновой рощей. Стайка воробьев оккупировала телефонные провода. Птахи то и дело перескакивали с одного провода на другой, напоминая ноты на партитуре у композитора, который постоянно все переписывает. Ворона, усевшись на уличный фонарь, каркала и озиралась так, словно никак не могла решить, что же ей делать дальше. В небе плыли облака — высоко, далеко и без какой-либо связи с человеческой жизнью.

Стоя к больному спиной, Тэнго разглядывал пейзаж за окном. Живое переплеталось там с неживым, подвижное — с неподвижным. Тот же пейзаж, что и всегда, абсолютно ничего нового. Этот мир продолжал вертеться, ибо ничего другого ему не оставалось по определению. Он просто функционировал, как простенький будильник — без скрипа и проволочек. А Тэнго стоял и бесцельно разглядывал его, невольно оттягивая минуту, когда окажется лицом к лицу с тем, кого называл отцом. Хотя, разумеется, вечно так стоять не годилось.

Наконец решившись, он опустился на складной стул у кровати. Отец лежал на спине — лицом к потолку, глаза плотно закрыты. Толстое одеяло аккуратно, без единой складочки закрывало его до самого горла. Глаза ввалились так, будто некое крепление вышло из строя, и они упали внутрь черепа. Попытайся отец их открыть, он увидел бы мир словно со дна глубокой ямы.

— Папа, — негромко позвал Тэнго.

Отец не ответил. Ветер, гулявший по палате, неожиданно стих и ненадолго перестал теребить занавески. Так увлеченный делом работяга застывает на месте, вдруг вспомнив о чем-то важном. И чуть погодя, спохватившись, методично продолжает работу.

— Я возвращаюсь в Токио, — сказал Тэнго. — Потому что не могу здесь быть постоянно. Отгулы закончились, мне пора опять на работу. Пускай не ахти какая, но это все-таки моя жизнь…

Щеки отца покрылись двух-трехдневной щетиной. Медсестры брили его электробритвой, но не каждый день. Черные волоски перемежались седыми в равной пропорции. В свои шестьдесят четыре отец выглядел дряхлым стариком. Словно кто-то по ошибке промотал кинопленку его жизни сразу лет на двадцать вперед  [21].

— Отец, пока я был здесь, ты не проснулся ни разу. Но врачи говорят, что в тебе еще полно сил, чтобы жить. И что физически ты почти здоров.

Тэнго выдержал паузу, надеясь, что смысл его слов дойдет до отца — пускай и не сразу.

— Не знаю, слышишь ты меня или нет. Возможно, ты различаешь мой голос, но не понимаешь слов. А может, понимаешь слова, но не можешь ответить. Это мне не известно. Но я решил думать, что ты меня слышишь, и потому говорил с тобой и читал тебе вслух. Если б я так не думал, разговаривать с тобой не имело бы смысла, а тогда не стоило бы и приезжать. В итоге — хотя логикой это объяснить невозможно — я нащупал ответы на кое-какие свои вопросы. Не на все, но на самые главные.

Реакции не последовало.

— Возможно, это прозвучит дурацки. Но я возвращаюсь в Токио и пока не знаю, когда приеду опять. Поэтому просто скажу тебе все, что скопилось у меня в голове. Сочтешь мои мысли ерундой — смейся сколько угодно, я не против. Если, конечно, сможешь смеяться…

Тэнго перевел дух и вгляделся в лицо старика. Определенно — ни малейшей реакции.

— Твое тело сейчас в коме. Ты живешь без сознания и эмоций, автоматически, благодаря аппарату поддержания жизни. Твой лечащий врач считает тебя «живым трупом». Понятно, что вслух он выражался помягче, но все-таки. В медицинском отношении смысл тот же.

Хотя, может, ты просто притворяешься? Может, на самом деле ты в сознании? И пока твое тело лежит здесь в коме, твое сознание бродит где-то еще? Почему-то мне давно так кажется. Сам не знаю, почему. Молчание.

— Понимаю, сама идея — безумна. Расскажи о ней кому-нибудь, сразу примут за сумасшедшего. Но я легко могу себе это представить. Возможно, этот мир просто перестал тебя интересовать. Ты разочаровался в нем, пал духом, ко всему охладел. И в итоге, покинув свое реальное тело, переселился куда-то еще. Например, в свой внутренний мир.

И снова молчание.