20 мая 2009 года

Три кодекса

Бытовая мораль и житейская нравственность

Пищикова Евгения  

 

 

I.

Недавно я разбирала книжные полки и наткнулась на интереснейшую научно-популярную книжку 1975 года издания. Называется она «Расскажу откровенно... или записки врача-венеролога». Автор — заслуженный врач РСФСР Борис Яковлевич Кардашенко.

С первых же строк текст просто-таки заставляет себя читать: «Они пришли вместе. Он и она. Она была несколько смущена. Он почему-то улыбался такой неискренней, искусственной улыбкой, которая больше походила на гримасу. В ответ на мой довольно холодный и несколько суровый взгляд улыбка исчезла с его лица. Мы поняли друг друга без слов».

Да уж. На каждого доброго доктора Айболита найдется справедливый доктор Атыкакдумал.

Собственно говоря, перед нами медицинский детектив. Ибо «напряженные трудовые будни работников венерологического диспансера» наполнены не только трудами по излечению заболевших, но и яростными усилиями спасти страну от пандемии гонореи. Тщательнейшим образом выявляются все лица, когда-либо вступавшие в близкие отношения с тем или иным больным, составляется возможная эпидемиологическая цепочка; «выявленные» случайные партнеры вырываются из теплых постелей, из супружеских спален: пожалуйте на проверку, товарищи. Рассылаются по инстанциям компрометирующие письма (Борис Яковлевич, впрочем, всегда безупречен и тщательно отметает возможные упреки в нескромности: «В официальном письме мы, разумеется, не упомянули истинную причину нашего пристального интереса к гражданину N.»), рушатся семьи, стон стоит по всем московским гостиничным номерам.

Вот яркий пример подвижнического труда.

«По телефону я пригласил к себе в кабинет Николая Александровича, нашего Шерлока Холмса, — пишет доктор Кардашенко, — так мы в шутку зовем своего сотрудника, который помогает нам решать задачи со многими неизвестными, разгадывать иной раз такие шарады, которые под стать работникам уголовного розыска». А что стряслось? Боевые венерологи ищут некоего аспиранта, вступившего в половой контакт с проводницей Галиной. Возможно, молодой ученый болен триппером. По крайней мере, проводница Галина уже разоблачена (в здоровом смысле этого сомнительного слова) и проходит курс лечения по месту жительства.

Где искать приезжего аспиранта, если известно одно только его имя? Принято решение — обзванивать гостиницы.

«К чести работников столичных гостиниц, следует отметить их благожелательность и оперативную помощь в подобных ситуациях». Ну, еще бы. Гостиничным ли работникам в семьдесят пятом году не знать, как стоять на страже морали. Вот маячит на разделительной полосе дежурная по этажу — ручками белыми никогда ничего не делала, только ножками стучала: «Что же это вы, товарищи, гостей после одиннадцати держите?! А еще голландцы!»; а вот мимо крадется еще какой-нибудь аспирант — совершеннейшая овца в вопросах моральной самозащиты. Пробирается к киоску с иностранной прессой либо в комнату к немолодой умной жилистой славистке / слависту. Не пройдет!

Но вернемся к нашему детективу. Наконец, веревочка ухвачена за кончик — кажется, аспирант отправился на морские купания.

«Отступать нельзя. Решили найти нашего подопечного в санатории и вызвать его в Москву. Снова телефонный звонок, и к нашей радости, адрес санатория установлен. Мы с Николаем Александровичем с удовлетворением переглянулись. Вызываем аспиранта на 11 часов утра следующего дня на центральный почтамт Сочи для междугороднего разговора и едем домой. Если смотреть формально, то все, что мы проделали, является работой отнюдь не медицинской. Не так ли? — не без кокетства спрашивает у читателя Борис Яковлевич, и тотчас сам себе отвечает: — нет, не так!» Интрига закручивается.

«Утром следующего дня аспирант на переговорный пункт не пришел... Новая загадка — почему? Не получил вызова? Маловероятно! Сознательно не пришел? Предпринимаем последнюю попытку: телеграммой на имя главного врача санатория вызываем аспиранта в Москву. И уже в 20 часов вечера того же дня аспирант звонил нам из аэропорта Внуково. Дальше все пошло гораздо проще. Он, к счастью, после связи с Галиной не был близок с другими женщинами. Активных проявлений болезни у него мы не обнаружили. Здоров!»

Какой же должен воспоследовать вывод? Ну, как минимум, легкое сожаление, что бедняга лишился отпуска. Вот уж нет! «Это значит, — пишет Борис Яковлевич, — что мы не зря старались и не напрасно вложили столько труда, энергии, изобретательности в эти поиски. Здоровье аспиранта теперь было вне опасности. Мы с Николаем Александровичем испытывали одновременно чувство радости за сохранение здоровья человека и гордость за то, что наша работа принесла людям пользу».

Что-то потрясающее. Все, что можно, поставлено с ног на голову. Смели несчастного с пляжного лежака, напугали до смерти. Опозорили. Так и видишь аспиранта-потеряшку в криво одетых очках, да с дрожащими руками — и что-то подсказывает мне, что в ближайшее время любая близость аспиранта с «другими женщинами» будет проблематична.