Хочу сказать, что она очень сильно изменилась. За 17 с лишним лет скитаний и испытаний на чужбине исчезли наши семейные «аллилуевские» черты: мягкость, доброжелательность, родственная близость. Все у нее стало вызывать протест и раздражение. Казалось бы, пустяковый пример. В юности мы со Светкой очень любили ходить в театры, в оперу, на балет. Когда я приехала в Тбилиси, то каждый вечер бывала на спектаклях концертах. Тащила с собой Светлану, но она отказывалась. Один только раз вместе пошли в театр, и она меня извела своим постоянным бурчанием: актеры плохие, сцена не так оформлена, даже занавеса нет. Я говорю, что уже давно в театрах так играют, другие теперь времена. А она — все свое… Отношения с дочкой тоже были тяжелые. Ольга еще та штучка! Избалованная, взбалмошная, одни развлечения на уме. Все они там такие, что ли? Целыми днями ничего не делает. С матерью постоянно бранится. Тяжело было с ними.
Да к тому же в Тбилиси пришло письмо от Кати с Камчатки. Я знала, что, когда Светлана была в Москве, Катя тоже приезжала, но не захотела ее видеть. И вот это письмо! Как Светлана его ждала! И что же получила? Она показала мне это послание, в котором дочь писала, что не прощает ее и не простит никогда, требовала, чтобы мать не пыталась установить с ней контакт и не вмешивалась в ее жизнь. А в конце такая жестокая строчка, что, мол, желаю Ольге терпения и упорства и латинское DIXI. Светлана сказала, что это значит: судья сказал. Приговор то есть.
Сестра сказала мне, что ее рассмешил этот приговор дочери. Да какой уж тут смех! Я же понимала, что творится у нее на душе. Зачем она вернулась в страну, где не нужна ни детям, ни родственникам, ни прежним друзьям? Наверное, надеялась на понимание, а значит, и на прощение. Она все твердила мне, что не понимает, как дети могли забыть годы счастливой жизни, проведенные с ней в детстве, как могли поверить, что она их бросила и предала. Тогда в Тбилиси я окончательно поняла, что ничто ее больше не удерживает ни здесь, ни в Москве и что на очереди очередной кульбит».
Как и всегда в трудные, переломные моменты жизни, Светлана Иосифовна попыталась вновь окунуться в религию. Так было после смерти отца, когда она приняла православное крещение, потом индийская история и увлечение индуизмом, попытка жизни в монастыре после прибытия в Европу и, наконец, вступление в католичество перед женитьбой в Америке. Теперь в Тбилиси она пришла к католикосу, отстаивала службы в православном храме, исповедовалась, но ни слова не сказала о своем католичестве. Видимо, вера была для нее лишь спасительной соломинкой, но не душевной потребностью. Ни церковь, ни родина предков, ни успехи Ольги в познании грузинской культуры и языка не могли уже сдержать ее мятежных порывов. Она засиделась на месте, где ничего не удерживает.
«Прошел почти год нашей жизни в Грузии, когда однажды я поняла, что мы в родной стране никому не нужны. Я стала задумываться: не уехать ли обратно в Америку или Англию? А еще через полгода написала письмо Горбачеву, который тогда уже пришел к власти. Я просила разрешения на выезд из СССР, которое в те времена требовалось каждому гражданину страны, а я ведь вновь стала советской подданной. Господи, какая же это была глупость! Горбачев не ответил. Мне опять, как и восемнадцать лет назад, пришлось биться за право быть собой, самой распоряжаться жизнью своей и дочери. Боже, сколько за это время сменилось советских властителей, но суть бесчеловечной власти осталась неизменной! И они еще смели обливать грязью моего отца, хотя сами были худшим вариантом продолжателей его дела!
В общем, все случилось, как в плохой мелодраме. В ее последнем и первом актах все события и факты были подогнаны и выстроены так, что абсолютно совпали. Совпадения были почти мистические — разница была только в персонажах. Перед отъездом в Индию меня «напутствовал» Косыгин, а теперь Егор Лигачев. И так же, как тогда Косыгиным, была им сказана фраза: «Только ведите себя хорошо!» И еще большая послышалась мне в ней угроза. Они требовали, чтобы я молчала, не писала книг, не давала интервью — просто исчезла. Удивительно, но они продолжали меня бояться, а мне было не до всего: скорее бы уже Оля улетела в Англию продолжать учебу, а я в Америку устраивать житейские дела. Только в самолете я успокоилась».
Итак, иллюзорная картина возвращения «блудного сына» на деле обернулась затянувшейся и не очень удачной туристической поездкой, а столь ожидаемое восстановление семейных связей — их полным разрушением. Интересно, что спустя годы в своей «Книге для внучек» да и в интервью с нами Светлана Иосифовна отказывалась признать все происшедшее ошибкой.