20-ть любительских переводов (сборник)

Исключение только ты, моя яркая звездочка, мой сознательный первенец. Надеюсь, что ты уже приняла капсулу и это второе послание будет излишним.

С искренней верой и обожанием, твоя мама Мэрибел.

* * *

Перестань тратить время впустую.

Тебе нужно похитить его.

Я имею в виду зонд с экипажем «Алисы». Не Элли. Разумеется, не Элли. Она тот солдат, нанятый по частному контракту, как и ее легион, находящийся в анабиозе, уже стартовал. Ее давно уже нет.

Сожалею, что так все вышло.

Зонд «Алиса» — правительственный зонд 99101, несомненно будет в Академии и скорее всего его запечатают как музейный экспонат или каким-то иным образом поместят в карантин, но не следует бояться, он будет стерилизован при повторном входе.

Сожалею, что так вышло и с этим.

Кто знает, что могло бы сделать вещество из Страны чудес, чтобы остановить чертову дрянь, поглощающую углерод, которую вы идиоты и создали?[80]

Уже слишком поздно, чтобы это выяснять.

По крайней мере, для птиц и пчел.

* * *

Число восьмое, Январь, 2055 год.

Дорогой дневник!

Имплантация сработала, и сегодня у меня внутреннее свечение, ярче любой кометы.

Ярче любой звезды.

Когда я рассказала об этом Балтасаре, она издала тихий радостный звук и снова поглотила меня глазами так, что наше окружающее пространство прекратило существовать. Её покрытые шрамами руки так крепко сжали мои запястья, что перекрыли кровообращение. И она настойчиво прошептала мне имя — Таки.

Таки — воин, рожденный от двух богинь, пояснила она. Раньше мне не приходилось слышать такого имени, но я сразу же согласилась.

Затем, она раскачала меня в условиях низкой гравитации и мы начали вращаться относительно друг друга, подобно нашим гаплоидным геномам, которые вращались в чашке Петри[81], прежде чем принять необычную ситуацию и слиться, сделав нашего ребенка от двух матерей, готовым к имплантации.

Страна чудес находится в пределах видимости и всего лишь в одном месяце пути. И теперь материнство опять переместилось в поле моего зрения. Возможно через восемь месяцев.

Несомненно, я просто обязана реалистично и статистически предвидеть выкидыш, а вдруг проявится лучший результат и Таки будет настоящей?

И как это отличается от того, как это происходило со мной прежде?

В случае с Элли, у меня не было второго родителя, который бы радовался вместе со мной. Конечно у меня имелись призрачные надежды и мечты на него, но я даже не позволяла себе и думать об этом, не говоря уже о том, чтобы поведать такие мысли вслух, стороннему человеку. Вынашивание Элли было просто работой, временным дискомфортом с датой окончания, которую нужно было, как и предвосхищать, так и опасаться.

И меня беспокоило даже не расставание с Элли. Ведь я сама, едва выйдя из детского возраста, страшилась печально известной физической боли при родах.

Я боялась просто разорваться.

Боже, как же я мало знала об истинной боли.

Поэтому, теперь меня мало волнуют такие вещи как схватки, кровотечения и риски для здоровья, теперь я думаю только о вознаграждении. О любви. О наставлении. О том, что я буду другом и опекуном Таки. О том, чтобы поведать ей о второй матери, Балтасаре.

Мамой будет Балтасара, буду мамой и я.

Я попросила её рассказать о своем детстве.

Балтасара поведала мне о своей маме, как она пилотировала реактивный автомобиль. Не для оказания помощи голодающим, а просто для прогулок по планете, во все отдаленные места, куда бы она не пожелала. Вместо того чтобы ходить в школу и заниматься спортом, юную Балтасару втиснули в кресла эксклюзивных частных оперных театров, заковали в смирительную рубашку по последней моде, и не разрешали общаться с детьми из низших социальных слоёв.

Ну а я рассказала Балтасаре о том, как мне приходилось читать по ночам при свете противоугонных прожекторов соседней фермы, срабатывающих от малейшего движения. О том, как я делила спальню со своими шестью старшими братьями и сестрами, пока наконец не сбежала из дома в большой город, чтобы выдать секреты своей страны в обмен на убежище.

Я поделилась с ней своим мнением, что лично мне было бы трудно представить такое воспитание, как у нее.

Ответ Балтасары был как всегда тихим. Но более чувственным, чем я когда-либо слышала от нее.

«Мэрибел, представляешь, мои родители сказали, что я смогу получить все что захочу. Когда мне было пять лет, я пожелала единорога, и они попросили ветеринара провести хирургическую операцию андалузской кобыле, стоимость которой была больше, чем чистый доход активов миллиона обычных людей.

Я любила её, до своего десятилетнего возраста, в тот момент вес её рога начал вдавливать кость в мозг, тем самым повреждая его. И однажды, когда я ехала верхом, она споткнулась и сбросила меня. При падении, я повредила ключицу.

После этого случая, родители усыпили кобылу, сделали из нее чучело и поместили в музей.