За пределами части было темно. Ни огонька. Небо затянуло

тучами – не видать не звѐздочки. Зато у майора Зубова нынче собрались

все звѐзды части… За пределами его кабинета оставались только лычки

да чистые погоны.

– Вот такие последние новости с заседания штаба округа… –

окинув орлиным взором собравшихся, подытожил хозяин кабинета.

Утомлѐнный подходящим к концу заседанием, майор решил

напоследок кинуть в уже почти засыпающих товарищей бомбу. – А

теперь – о самом главном. Согласно плановому сокращению

вооружѐнных сил, решено расформировать одну из частей нашего

округа… – Серьѐзность угрозы расформирования доходила до

собравшихся за столом с разной скоростью, а майор, явно наслаждаясь

затравленными лицами сослуживцев, продолжал:

– В итоге, по результатам разных проверок, принято решение

расформировать воинскую часть номер сорок семь… – Майор снова взял

паузу. В тот момент, когда господа офицеры, в тревоге задержавшие

дыхание, уже начали понемногу синеть и вот-вот должны были дружно

бухнуться в обморок, товарищ Зубов закончил: – Часть номер сорок семь

двести двадцать два. – Лѐгкие присутствующих вновь заработали, щѐки

порозовели, присутствующим стало хорошо: их часть останется в

целости и сохранности.

– Что, господа офицеры, струхнули маленько?

Старший лейтенант Смальков решил взять огонь на себя.

– Так у нас же номер тоже на сорок семь…

– А я-то думал, вы в наших бойцах уверены… – вздохнул майор.

Молчание прервал лейтенант Шматко, не давший усомниться

командиру в доверии офицеров к своим солдатам:

– Да мы-то уверены, но… мало ли что они там, в штабе,

нарешают… – Если бы штабные не только услышали, но и увидели, как

это сказал лейтенант, они бы до самого выхода в отставку твѐрдо

поняли, как именно нужно решать все вопросы, касаемые части номер

сорок семь двести двадцать два.

2

– И тем не менее, – продолжил майор, – расслабляться не стоит…

Бородин Павел Терентьевич, наш с вами бывший командир части, лично

сообщил мне ещѐ кое-что… Так сказать, конфиденциальная

информация, – майор перешѐл на шѐпот, – в ближайшее время могут

расформировать ещѐ одну часть…

– Не нашу?! – Крик Шматко шѐл из самых недр его объѐмного

организма, вероятно, откуда-то из двенадцатиперстной кишки.

– Очень хотелось бы, чтобы не нашу, – по-отечески молвил

майор, – поэтому вам и говорю. Так что… вы уж постарайтесь…

Искусство говорить, а точнее, молвить по-отечески дано не всем

офицерам, а только личностям выдающимся, можно смело сказать –

героическим. Потому как отеческое обращение к офицерам, равно как и

к солдатам, немедля вызывает всплеск бурного энтузиазма, который,

если использовать его в нужных количествах, может привести к победе

над любыми, даже многократно превосходящими силами противника.

Не стал исключением и этот раз.

– Костьми ляжем, Николай Николаевич! – старший лейтенант

Смальков выразил общее мнение всех присутствующих.

– Ладно, – успокоил подчинѐнных Зубов, – рано вам ещѐ костьми

ложиться. Пусть кости ваши… ещѐ вам послужат.

Глава 1

– Осторожно, ступенька, головы ниже, теперь сюда, прямо…

Можете снимать!

Девушка в белом платье и парень в военной форме – если и есть

зрелище романтичное, то это только те же девушка и парень,

пробирающиеся с завязанными глазами сквозь строй кухонных котлов,

когда их встречает марш Мендельсона, исполненный двумя десятками

крепких солдатских глоток. Солдатское пение – это одна из главных

3

тайн музыки. Ни один профессор консерватории так и не смог

объяснить, каким образом люди, в обычной жизни напрочь лишѐнные

слуха и голоса, стоит им надеть мундир, начинают уверенно выводить

мелодии любой сложности.

Момент настал – повязки сняты – парочка прозрела. Оказывается,

армейская столовая, если нужно, может превратиться в загс.

Характерный

кашель,

прочищающий

связки,

папочка

наизготовке – нет, это не работник загса, это сержант Гунько.

– Дорогие Ирина и Михаил! Обязуетесь ли вы в радости и в горе,

в блиндаже и окопе нести боевой заряд счастья по минному полю

жизни?

– Э, мужики, я не понял, вы чего тут устроили? Это и есть ваш

сюрприз? – Сержант Медведев знал: до регистрации брака время ещѐ

есть, и церемония обязана выглядеть иначе. Он был явно не в смокинге,

а белое платье Иры могло потянуть на свадебное только в солдатской

столовой.

– А мне нравится! Расслабься, Медведев… – разве может мужчина

расслабиться, когда любимая девушка говорит ему такое, уж скорее он

напряжѐтся…

Тем временем, совершенно вошедший в роль Гунько, поправив

накинутую через плечо красную ленту, сооружѐнную из повязок

дежурного по столовой, был полон решимости закончить ритуал.

– Расслабься, Миша. Дай пацанам насладиться. А то завтра

уедете – и хрен на свадьбу позовѐте. – Вздох, пробежавший по рядам,

подтвержал: не позовут.

– Да вы чѐ, мужики, – Медведев вздохи не любил, – мы вас

дождѐмся. Мы вас всех приглашаем.