2008_34 (582)

В отличие от вышеназванных деятелей Т.Д. Лысенко бумаг с призывами к «оргвыводам» или, тем более, к политическим репрессиям по отношению к своим оппонентам не писал ни в 1930-е годы, ни позже. Даже после разбора написанной на него кляузы Любищева и Эфроимсона Т.Д. Лысенко не стал требовать ответных мер по отношению к ним. «Лысенко, конечно же, оправдывался, приводил разные доводы, когда убедительные, когда нет, но никаких «контрсанкций» по отношению к обидчикам не требовал. «Вот видите, — сказал по этому поводу Сталин, органически не выносивший мелких склок и дрязг, характерных для научной и творческой среды. — Его хотят чуть ли не за решетку упечь, а он думает прежде всего о деле и на личности не переходит. Хорошее, ценное для ученого свойство»».[15] Больше того, когда был арестован Н. Вавилов и многие его бывшие друзья дали на него показания, его главный научный оппонент Т.Д. Лысенко такие показания давать отказался. «Когда арестовали Вавилова, его ближайшие сторонники и «друзья», выгораживая себя, один за другим стали подтверждать «вредительскую» версию следователя. Лысенко же, к тому времени разошедшийся с Вавиловым в научных позициях, наотрез отказался сделать это и подтвердил свой отказ письменно».

[16] В ответ на запрос следователя А. Хвата Т.Д. Лысенко заявил, что «ему известно, что Вавилов собирал коллекцию семян, а о каком-либо уничтожении семян Вавиловым ему неизвестно». В этом вопросе Т.Д. Лысенко проявил не только честность, вряд ли хотя бы понятную его «демократическим» противникам, но и смелость, «ведь за пособничество «врагам народа» в тот период могли пострадать люди с куда более высоким положением, чем Лысенко, что он, конечно же, прекрасно знал».[17]

Наконец, ещё одним «особым» ресурсом, имевшимся в распоряжении вейсманистов и активно использовавшимся ими, была связь с западными коллегами, возможность организовывать через них давление, прямое или косвенное, на Советское правительство. Так, 13 декабря 1936 года, незадолго до начала очередной острой полемики между мичуринцами и вейсманистами на сессии ВАСХНИЛ, в «Нью-Йорк Таймс» появилась, очевидно инспирированная из кругов вейсманистов в СССР, провокационная статья, где в драматических тонах рассказывалось об аресте Н. Вавилова (что было неправдой) и И. Агола (что было правдой, но арестован он был не за научные убеждения, а за троцкизм). Эта статья, несомненно, была призвана оказать психологическое давление на участников дискуссии и на правительство — в частности, показать, что неугодных лиц — читай, противников вейсманистов, имеющих столь влиятельных друзей — при случае можно с ног до головы облить грязью в западной прессе. Что позже регулярно и происходило. 17 декабря 1936 года, за два дня до открытия сессии ВАСХНИЛ, видный американский евгеник Ч. Давенпорт обратился в госдепартамент США с требованием заявить протест Советскому Союзу и применить санкции против него в связи с «фактами», изложенными в «Нью-Йорк Таймс».

Вейсманисты и их зарубежные доброхоты добились решения провести очередной международный конгресс генетиков, запланированный на август 1937 года, в Москве под председательством Н. Вавилова.[18] Это решение было прежде всего политическим, имевшим в виду во-первых, оказать помощь осуждавшимся тогда по политическим обвинениям троцкистам, в том числе «генетикам»-евгеникам, во вторых, повысить статус Вавилова и его коллег в глазах представителей правительства.

Однако и это «оргоружие» не принесло вейсманистам успеха. Больше того, его применение, по-видимому, оказало обратный эффект. И.В. Сталин хорошо ощущал попытки оказать на него давление, очень их не любил и остро, хотя и не всегда сразу, реагировал. Подготовка к конференции генетиков затянулась, а потом она и вовсе была отменена по решению правительства. На провокационную статью в «Нью-Йорк Таймс» вынужден был отвечать- оправдываться сам Вавилов, что не улучшило его общественно-политического статуса.

Позиция Сталина. Главную роль в определении направления научных работ в СССР играло государство как заказчик этих работ. В своих отношениях с государством мичуринцы имели явное превосходство над вейсманистами. Сталин, глава Советского Союза, полностью поддерживал ориентацию мичуринцев на быстрое внедрение достижений науки в практику, на развитие теорий, имевших прямой выход на конкретные задачи сельского хозяйства. Разделял он и некоторые научные и мировоззренческие взгляды мичуринцев: концепцию ламаркизма о влиянии внешней среды на наследственность,[19] идею наследования приобретенных признаков, направленных изменений наследственности, критическое отношение к евгенике. В определённой степени группа Т.Д. Лысенко во второй половине 1930-х гг. являлась проводником взглядов и политики И.В. Сталина. Н. Вавилов в разговоре с Н.П. Дубининым заметил: «У меня создаётся впечатление, что я, вы и другие генетики часто спорят не с Т.Д. Лысенко, а с И.В. Сталиным».[20]