2020-й. Тревожный август

Ржавый. Гражданин начальник, я не был там! Чтоб я да против Батьки?! Он нам отец родной!

2-й милиционер. Кому вам?

Ржавый. Братанам.

2-й милиционер. А почему родной?

Ржавый. Он нам амнистии подписывает.

2-й милиционер. Тебе она не светит: на рецидивистов амнистии не распространяются.

1-й милиционер. На демонстрацию зачем пошел? Не ври мне!

Ржавый. (Понуро.) Заплатили. Дали двадцать баксов и бутылку водки. Это же работа.

2-й милиционер. И, главное, веселая. Выпил, бутылку бросил — и в тюрьму. Руки за спину!

Ржавый складывает руки за спиной. 2-й милиционер защелкивает на них наручники. Смотрит на Варвару и Александру.

2-й милиционер. А эти две гражданки?

Клавдия Петровна. Это моя дочь Варвара и соседка по площадке Александра. Мы были дома.

2-й милиционер. (С сомнением.) Правда?

1-й милиционер. Я их знаю. Нормальные девчонки, в вузе учатся. Семьи работящие.

2-й милиционер. Ладно. (Ржавому.) Пошел!

Ржавый. Эх, гражданин начальник! (Истерически поет.)

Владимирский централ — ветер северный.Владимирский централ — зла немеряно…

Милиционеры и Ржавый уходят. 1-й, уходя, делает знак Клавдии Петровне и Павлу — все будет хорошо.

Варвара. Мама, Паша! Как вы могли?!

Клавдия Петровна. А ты хотела, чтобы задержали тебя и Александру? Арестовали на 15 суток?

Павел. Она желает пострадать за р-р-рэволюцию. Такая вот змагарка.

Варвара. Помолчи! Вы человека предали! Его посадят!

Павел. Не предали, а передали в руки правосудия, как и положено законопослушным гражданам. Кого жалеешь? Эту мразь? Во-первых, ему тюрьма как дом родной. Во-вторых, ты знаешь, что такое попасть бутылкой в человека? Нет? В кино, наверно, видела, как артиста бьют бутылкой по голове, та рассыпается на мелкие осколки, а человеку хоть бы хны. Но так в кино, у них посуда специальная. В реальности бутылка пробивает череп, ломает руки, ноги, попав в лицо, может вбить кости носа в мозг, и человек умрет.

Александра. Ты откуда знаешь?

Павел. На службе объясняли. Нас учили бороться с массовыми беспорядками. Бутылка, камень, обломок тротуарной плитки — холодное оружие, нередко пострашней ножа. Зэка пожалела, а милиционеров тебе не жаль?

Варвара. Они садисты! Бьют дубинками людей.

Павел. Кого-то, может, и побили. Тех, кто не выполнял законных требований милиции и лез к ней драться. Как этот Ржавый. На Западе полиция и вовсе не церемонится: чуть что и могут застрелить. А ты не нарушай порядок!

Александра. На Окрестина людей пытают.

Павел. Неужели?

Александра. Мы ролик видели на телеграм-канале. Там люди стонут и кричат.

Павел. Я тоже его видел. Фейк. Причем, топорная работа. Снято из жилого дома, ночью. Изолятор на Окрестина я знаю, возил туда задержанных во время службы. Там до ближайших жилых домов с полкилометра. На этом расстоянии не то что стон, крик не услышишь. Сняли видео и наложили на него дорожку звуковую. А лохи рады верить.

Александра. А как же синяки у тех, кто побывал в милиции? Руки, ноги?

Павел. Синьки в магазинах много. Без ограничений продается.

Варвара. Тебя послушать, так никого совсем не били.

Павел. Кому-то, может, и досталось. Тем, кто сдуру вздумал с ОМОНом пободаться. Тут виновата не милиция, а те, кто призывает выходить на улицы. Сидите дома, и вас никто не тронет.

Александра. А если нужно в магазин?

Павел. Я в него хожу и мама тоже. Никаких проблем. А вы из магазина шли, когда за вами погнались? (Девушки молчат. Павел достает спрятанный сестрой БЧБ-флаг.) Еще и тряпку эту нацепила.

Варвара. Это наш национальный флаг!

Павел. И кто признал его национальным? Фашисты, оккупировавшие Беларусь? Ты хоть знаешь, что полицейские, ходившие в войну под этим флагом, расстреляли прадеда Семена? А ты его на плечи нацепила.

Варвара. Не правда! Не было у них такого флага.

Павел. Мама, скажи ей.

Клавдия Петровна. Мне бабушка моя рассказывала. Над полицейским участком в их деревне висел такой же бело-красно-белый флаг. А в кабинете их начальника на стене красовался портрет Гитлера в обрамлении ленточек в таких цветах. Бабка ходила к полицейским просить за мужа, который был ни в чем не виноват. Только деда все равно убили, а с ним еще троих в деревне. Как деда расстреляли, полицейский пришел к ним во двор и свел корову, кормилицу семьи. Из-за нее он и написал донос на деда. Бабушка осталась с четырьмя детьми. Голодали. Чуть выжили.

Варвара. Флаг тут ни причем. Подумаешь, в войну использовали! Это древний символ.

Павел. Не такой уж древний. В 1918 году придумали для БНР. Знаешь, почему такой?

Александра. Это наши национальные цвета.

Павел. Не только наши. Фокус! (Отдирает от флага белую полоску.)

Варвара. Паша!

Павел. Смотрим! (Показывает им оставшееся полотнище.) Чей флаг мы видим? Узнали? Польский. Вот за это так любят вас в Варшаве.

Варвара. Пропаганда!

Павел. Конечно. Вот что я тебе скажу, сестра. Еще раз принесешь к нам в дом вот эту пакость… (Бросает флаг на пол.)

Варвара. И что тогда? Побьешь меня как твой ОМОН? Давай, лупи! Ябатька! Ненавижу! Ты мне не брат!

Павел меняется в лице и выходит из комнаты.