Ефремов:
Нет. Никакой не революционер. Курс был двадцать четыре человека, а после первого года осталось девять. Самый маленький курс в студии, который выпускался. Кстати, Скобцева училась со мной, Лешка Аджубей.Минчин:
Она красивая была?Ефремов:
Да, конечно.Минчин:
Вы встречались с ней?Ефремов:
Она ушла. И за ней ушел Аджубей. Он был влюблен. У меня тоже был с ней такой мимолетный… роман.Минчин:
А когда она с Бондарчуком встретилась?Ефремов:
Позже. Она еще у меня по ночам репетировала, когда «Современник» мы делали, потом на «Отелло» с этих репетиций ушла, Дездемону играть. И там они с Бондарчуком и стыкнулись. Это был 1955 год.Минчин:
Она вам нравилась?Ефремов:
Ну, это еще когда мы учились, а потом она у меня на курсе была, когда я был педагогом. Вот смешно…Минчин:
Были общепризнанные красавицы – самая красивая женщина в Москве?Ефремов:
Не знаю… у меня была любовь в Детском театре. Учительница первая моя – она, правда, была старше меня на десять лет.Минчин:
Самое сладкое.Ефремов:
И была первой примадонной Детского театра и героиней – Тонечка Елисеева. Она была женой Консовского, но они как-то так расходились, и у него был кто-то, а вот у нее я был. А до этого была тоже в Детском театре Ритка Куприянова, знаменитая артистка. Она была Димкой-невидимкой – травести. Очень такая прекрасная. С ней был роман, но это было, когда я был женат на Лиле в сорок девятом году. На курсе у меня был Баталов – кстати, в «Современнике» он первым играл Бориса Бороздина.Минчин:
Правда? Вы всех звезд собрали.Ефремов:
Какие звезды? Тогда никто, никакие это были не звезды.Минчин:
У нас это так называется.Ефремов:
Да и у нас, и у вас нельзя было назвать звездами.Минчин:
Но они выросли потом в звезд.Ефремов:
Ну вот – выросли потом. Это уже другое дело.Минчин:
Ваш первый фильм, если все о студии?Ефремов:
Студия – это самое интересное время.Минчин:
А что играли? Выпускной был спектакль?Ефремов:
Был. Какая-то пьеса советская. Там я играл главную роль, а потом играл в «Без вины виноватые» Незнамова. Два спектакля.Минчин:
Ваш первый фильм – «Первый эшелон». Какие ощущения от работы с Калатозовым? И вообще ощущения?Ефремов:
Он меня взял без проб, посмотрев в театре, в Центральном детском, где я уже был ведущий артист в то время. Вообще мне повезло, что я попал в Центральный детский театр.Минчин:
Простите, будет отдельный вопрос о Центральном детском театре.Ефремов:
А чего тогда перебивать?Минчин:
Ну хорошо, простите. Центральный детский театр: после школы-студии вас туда распределили?Ефремов:
В школе-студии все вроде шло прекрасно: во МХАТ, во МХАТ, во МХАТ… И педагоги у нас были разные: и Массальский, и Раевский, и Яншин преподавал…Минчин:
Я знаю, что это был очень популярный театр.Ефремов:
Детский? Понимаешь, так получилось, что к выпуску я рассорился со всеми педагогами.Минчин:
Это как вы умудрились сделать? Талант надо иметь!Ефремов:
Во-первых, меня заняли в юбилейном спектакле, сам Кедров занял – «Зеленая улица». Были заняты все первачи: от Тарасовой, Ливанова и проч., проч. А тогда ведь каждый спектакль, выпускаемый МХАТом, обязательно должен был получать Сталинскую премию. Это юбилейный сорок седьмой год. Понимаешь?Минчин:
МХАТ был имперским театром и Большой театр. Правильно?Ефремов:
Да, да, и Малый… Сталин ходил в театр. «Дни Турбиных» он смотрел чуть ли не десять раз. А потом опять был запрет.Минчин:
Он же пил кровь из Михаила Афанасьевича. Его не давали ставить.Ефремов:
И Станиславского просили звонить «туда», чтобы разрешили. Вот так все время и было. Они играли все равно.Успех был невероятный. Почему так получилось? Это судьба. Во МХАТ меня не взяли. Это для меня был страшный удар.
Минчин:
А не взяли потому, что вы поругались со всеми педагогами из МХАТа?Ефремов:
Нет, я был занят в этой «Зеленой улице». Значит, ты репетируешь в театре, потом через переход приходишь на занятия. Как смотрят на тебя твои педагоги, которые не заняты в этом юбилейном спектакле? И что, мол, это…Минчин:
А где тогда была школа-студия?Ефремов:
А где сейчас учебный театр. С правой стороны. На втором этаже – студия.