«Какие всё-таки славные мужики – бывший банкир и его приятель-журналист, не говоря уже о Леониде Сергеевиче! Мало того что приютили меня, так ещё обхаживают, как кисейную барышню, – размышлял Игорь, нежась в роскошной двуспальной кровати с балдахином в старинном нормандском замке. – Так бы вечность, как белый человек, отдыхать и наслаждаться жизнью, не зная забот и треволнений. Разве не заслужил?! Сюда бы ещё Наяду… – Всё больше погружаясь в несбыточные грёзы, Свиридов испытывал какое-то мазохистское удовольствие. – Проклятие! А ведь даже во времена наших ежегодных «свадебных путешествий» с Надей я не чувствовал себя спокойным и свободным. И всё из-за того, что каждую минуту ждал вызова из Центра или очередного задания. Сколько лет уже живу в постоянном напряжении, на привязи, как цепной пёс! Мерзкая профессия. Вот уж воистину, вечный незримый бой… Господи, как же хорошо я сделал, что ещё в Лондоне вырубил связь с Центром! Представляю, как сейчас там бесятся и ломают голову – куда вдруг исчез их бесценный суперагент? И жив ли вообще? Ну и шут с ними! После того что я вычитал в люсиновской флэшке, после всех моих лондонских злоключений я уже никому не доверяю. Никому! Даже себе. А впрочем…»
Тут Игорь вдруг почему-то вспомнил, как в момент прощания с Духоном и Багрянским в Мейдстоне олигарх-пенсионер предложил ему отлежаться после ранения в своем нормандском имении. Идею с энтузиазмом поддержали Мацкевич и Багрянский. Сам же Свиридов, вежливо поблагодарив Духона, не был склонен принимать приглашение – ему не терпелось быстрее вернуться в Москву. Тем более что после постоянного обдумывания истории, случившейся с Люсиновым, в его голове зародились смутные подозрения, которые надо было срочно проверить. Но всё обернулось иначе.
Шёл четвёртый день после их побега из Лондона. Никаких приключений не произошло, и старик «Джозеф» – подарок уже покойной леди Соутбридж – занял почтенное место среди картин в шато Духона.
Благодаря стараниям мужчин Свиридов довольно быстро шёл на поправку. Рана почти зарубцевалась, и полковник с каждым новым днём ощущал прилив сил. Порой драматические лондонские перипетии уже казались ему такими далекими и ирреальными, словно всё пережитое было лишь кошмарным сном.
Задуманный перелет через Ла-Манш в целом удался. Однако не обошлось и без накладок.
Сначала им пришлось долго уговаривать долговязого, как жираф, и упрямого, как осёл, владельца аэроклуба разрешить им немного полетать на легком самолёте с трогательным названием «Пчёлка». Хозяин долго упирался, но когда Интеграл выложил на стол весомый аргумент – десять банкнот достоинством в сто евро каждая, – сдался. Но выделил двум чудаковатым туристам пилота-инструктора.
Как только «Пчелка» поднялась в воздух и сделала круг над Фолкстоном, Интеграл решил, что пора действовать. Выждав удобный момент, он здоровой правой рукой резко вырубил инструктора, тот не успел даже охнуть. В следующее мгновение Игорь перехватил штурвал.
– Феноменально! – только и смог воскликнуть ветеран госбезопасности Мацкевич, глядя, как Интеграл одной рукой управляется с самолетом. – Но как-то все же неприлично. За что парень-то должен страдать? Ты об этом, сынок, подумал?
– Некогда думать, Леонид Сергеевич, вы лучше следите за показателями высоты и сообщайте мне, – отдал команду Интеграл и повел (нашел в себе силы!) самолет на бреющем в сторону берегов Франции. С помощью навигационных приборов он довольно быстро сориентировался в воздушном пространстве и уверенно держал курс. В наушниках стояла мертвая тишина, что не могло не радовать.
Полёт к северному Кану – столице провинции Кальвадос – длился ровно сорок три минуты. Игорь, оглядев с высоты окрестности, решил сажать самолёт в чистом поле, окруженном с четырёх сторон лесом и кустарниками. При посадке шасси «Пчёлки» мягко коснулось поверхности земли, и самолёт, замедляя ход, уже бежал по ровному полю, как вдруг внезапно прямо на пути крылатой машины вырос большой валун. Избежать столкновения не удалось, и «Пчёлка», налетев левым колесом на каменное препятствие, резко подпрыгнула вверх, а потом завалилась набок.
К счастью, ремни безопасности уберегли беглецов от серьезных травм, он отделались незначительными ушибами и ссадинами. Правда, у Свиридова после неудачного приземления вновь сильно разболелось раненое плечо, но он старался не обращать на это внимания. Времени было в обрез!
Водрузив в кресло пилота, который после удара стал приходить в себя, и положив на панель управления тысячу евро – компенсацию за моральный ущерб, Свиридов и Мацкевич выбрались на поле.
– Пусть он и отвечает за неудачную посадку, – усмехнулся Свиридов, легко подталкивая Мацкевича в спину.
– Не возражаю. Бедный парень! Невинная жертва нашей авантюры и беспардонного отношения к людям… – с грустью в голосе заметил отставной гэбэшник.
– Ничего не поделаешь, судьба – злодейка!
– А ты, оказывается, совсем стал циником! – огорчённо воскликнул Леонид Сергеевич. – Не ожидал. Неужели тебе действительно нисколько не жаль парня? Его же выбросят из аэроклуба!