22 июня 1941: тайны больше нет

Вроде бы все по делу в этом приказе, если бы не одно «но» в пункте № 4, в котором речь идет об установлении минных полей. Дело в том, что это не первый приказ по округу, в котором говорится о необходимости минирования. Первый был издан еще 15 июня 1941 г. Однако, издав его, Военный совет ПРИБОВО в тот же день —

15 июня 1941 г. — «красиво» снял с себя всякую ответственность за срыв минирования. Взял да и обратился к начальнику Генерального штаба со слезной просьбой ускорить отправку в Каунас и Шяуляй запланированные для округа 100 тысяч противотанковых мин, 40 тысяч тонн взрывчатки и 45 тысяч тонн колючей проволоки[380]

. А что, разве командование округом, как, впрочем, НКО и ГШ, пораньше не могли сообразить, что против любителей блицкрига, на острие которого действуют танковые и моторизованные части вермахта, противотанковые мины (и взрывчатка) одно из лучших средств, и что их желательно своевременно иметь под рукой? Да и что, не знали, какие колоссальные транспортные проблемы существуют для доставки грузов в округ?!

«Вовремя» в округе «спохватились» — когда уже сверху пошло указание о приведении войск в полную боевую готовность. А если бы заблаговременно да своевременно, то на каждый танк и даже на каждую единицу мобильной бронетехники ГА «Север» пришлось бы примерно по 100 противотанковых мин. А в сочетании с противотанковой артиллерией, грамотными действиями пехоты — так и вовсе было бы абсолютно гарантировано абсолютное уничтожение острия блицкрига на этом направлении. Увы…

Такое впечатление, что командование ПРИБОВО, да и ГШ вместе с НКО как будто не знали уже в начале июня, что против ПРИБОВО с его 16 дивизиями РККА сосредоточено до 30 дивизий вермахта при тысяче танков?!

В данном случае 6 дивизий прибалтийских вояк, доставшиеся РККА после официального вхождения Прибалтийских республик в состав СССР, не учитывались. Рассчитывать на них как на боеспособные части, готовые сражаться за интересы СССР, было нереально. Тем не менее их почему-то использовали по планам ГШ, причем именно в тех местах, где было наиболее опасно их применение — на стыке ПРИБОВО и ЗАПОВО. И именно там они и показали себя 22 июня в самом что ни на есть предательском виде, открыв фронт врагу.

К 19 июня 1941 г. устными распоряжениями командующего округом в ПРИБОВО были приведены в полную боеготовность семь из девяти приграничных дивизий и выведены, согласно ПП, к границе (две — 23-я и 48-я сд — выводились к границе с 16 июня и тоже должны были приводиться в боевую готовность). В том числе рубежи обороны в окопах заняли те батальоны, которые, согласно ПП, и так должны были находиться там в угрожаемый период и которые под видом работ там же, на границе, находились еще с 5 мая 1941 г. Такие действия командования округа были обусловлены собственной разведывательной информацией, согласно которой следовало ожидать нападения в ночь с 19 на 20 июня. Эти же дивизии так и остались на границе до 22 июня 1941 г.

19 июня 1941 г. заместителем командующего ВВС ПРИБОВО по политработе довел

до сведения командиров смешанных авиадивизий (САД), приданных каждой армии в западных приграничных округах, точную дату и точное время нападения немцев — 3.00 22 июня, что четко зафиксировано в документах военной контрразведки — в направленной в Москву докладной записке № 03 от 28 июня 1941 г. начальника 3-го отдела Северо-Западного фронта дивизионного комиссара Бабича указано, что «…командир 7-й авиадивизии полковник Петров с самого начала боевых действий все боевые вылеты организовывал по своему усмотрению, надлежаще боевыми операциями не руководил с самого начала. 19 июня Петров был предупрежден заместителем командующего ВВС по политработе о возможных военных действиях; ему был указан срок готовности к 3 часам 22 июня с.г. Петров к этому указанию отнесся крайне халатно»[381]. Это прямое подтверждение того, что уже 19 июня командование округа с политработниками точно знало, что в 3 часа ночи 22 июня начнется нападение Германии.