220 вольт

Наконец, составив о мне какое-то мнение, полностью его устраивавшее, он перешел к событиям сегодняшней ночи. Я еще раз повинился перед ним, что нечаянно напугал Евгению Александровну. Однако его интересовали мои познания в электричестве, где я тоже ничего не помнил, кроме неизвестного (или уже хорошо забытого) уже врачу закона Ома.

— Вот, смотрите, настольная лампа, — он поставил передо мной на стол копию лампы со стола медсестры, — У нее есть неисправность. Сможете починить?

— Ну, смотря что за неисправность, — осторожно протянул я.

Василий Васильевич распутал шнур от лампы и воткнул вилку в розетку. Я внимательно поглядел на шнур — никакой тканевой оплетки, изоляция похожа на современную.

— Вот видите, так она не горит, — пощелкал он белой пипкой, — а вот так зажигается, — пошевелил он шнур около подставки, и та, мигнув, осветила стол.

— Такое, кажется, я умею чинить. Есть какие-нибудь инструменты? — внутренне ликуя, спросил я. Проблема-то пустяковая.

Сначала айболит хотел послать за слесарем, но я остановил его, мотивируя, что попробую починить чем-нибудь подручным. Дескать, вдруг что-то вспомнится. Доктор с удовольствием согласился со мной, и мы вместе стали перебирать имеющееся в кабинете.

Самым подходящим оказался старый и уже тупой скальпель. Василий Васильевич вскрывал им приходящие на его имя конверты. Проверив, что шнур вынут из вилки, я взял лампу в руки. Лампа была увесистой, сделанной на совесть из какого-то материала, отдаленно похожего на пластмассу. Не эбонит, но что-то похожее. Карболит? Бакелит? Не разбираюсь совершенно в таких древностях.

Перевернув лампу вниз головой, я обнаружил на подставке два массивных болта, крепивших дно. Зажав лампу между ног, я воспользовался скальпелем как отверткой и открутил болты. Приподняв дно, я увидел ожидаемую картину: около колодки выключателя светлый шнур становился коричневым. Именно там провод то ли лопнул, то ли перегорел.

Дальше все просто: открутил провод от контактов выключателя, я с помощью ножниц обрезал провод прямо за сгоревшей частью. Затем я аккуратно разделил его вдоль на две части и, поочередно зажав концы провода в зубах и потянув, оголил кончики провода. Примерив расстояние, я завязал провод обычным узелком с внутренней стороны лампы. Теперь когда за провод будут дергать, все усилие примет на себя узелок, а не кусочек на контактах выключателя. Закручивая все в обратной последовательности, я краем глаза наблюдал за айболитом. Тот, не отрываясь, смотрел на доселе неизвестное ему применение скальпеля с искренним интересом.

— Ну вот, принимайте работу, — поставил я лампу назад на стол.

— И что, даже не проверите? — удивился врач.

— А чего проверять-то? — поломка была пустяковая…

Доктор включил лампу в розетку и пару минут то щелкал выключателем, то шевелил шнур. Лампа вела себя безукоризненно.

— Нда-с, — растерянно произнес врач, отодвигая лампу на край стола, — признаюсь откровенно, я в полнейшей растерянности.

— Знали бы вы, в какой растерянности я был ночью, — откликнулся я.

— Даже не хочется представлять. Видите ли, науке известны случаи ретроградной амнезии, они далеко не редки. Но вот про такой обширный случай я раньше не слышал. А о том, что смогу наблюдать лично, даже и не мечтал, — он как-то плотоядно потер руками, снова превратившись в бармалея в белом халате.

— Доктор, так это… эта мнезия лечится? — сыграл немного под дурака я.

— Иногда да, иногда нет. Но могу вас обрадовать, процедурная память у вас не затронута совершенно, и это вселяет очень большие надежды даже мне, хоть я и не специалист в мозговой деятельности.

— Процедурная память — это какая? — заинтересованно спросил я. Ведь явно же не компьютерный термин используется тут.

— Навыки и умения. Ходить в туалет, держать ложку… Использовать скальпель как слесарный инструмент, — он снова щелкнул выключателем лампы. — Сегодня же позвоню Борису Григорьевичу, обрадую его таким феноменом.

— А Борис Григорьевич — это кто? — немного с опаской спросил я.

— Егоров, глава института нейрофизиологии, ученик Николая Нилыча Бурденко, мой хороший товарищ.

Нифига себе, какие люди. Хотя про Бурденко я знал только то, что его именем назван крутой госпиталь в Москве. Пару раз проходил мимо, и всё…

— Так, а теперь давайте поговорим о вашем будущем, — Василий Васильевич, опершись о стол, встал. — Нет, сидите-сидите, мне просто стоя лучше думается, — остановил он меня, попытавшегося встать следом.

— Итак, моей власти хватит, чтобы вы задержались в больнице на пару недель, а может, и на месяц. Так что про кров и писчу вы пока не беспокойтесь, — исковеркав букву «щ», произнес он.

— За это время вы получите в милиции необходимые документы, и я смогу вас определить в общежитие при больнице, — продолжил он, сомкнув руки в замок за спиной. — А там вы найдете себе работу… Хотя… Постойте-ка, ко мне только что пришла замечательная мысль!