24 часа

Я лишь дважды видела, как Сид плачет. Один раз – на похоронах Эмили, которые стали одновременно и трагическим, и – как ни странно – радостным событием. Радостным оттого, что на ее похороны пришло множество людей, и это значило, что у нее при жизни было много любящих ее друзей. Церковь была заполнена ими; произносили совершенно искренние речи; псалмы пели с силой и чувством – пели все те, кто был ошеломлен и опечален ее кончиной. Затем зазвучали «Нирвана» и «Чарлатанз», а также другие ее любимые группы.

И все же было очень грустно, ведь если кто-то должен был находиться здесь и радоваться жизни, так это Эмили.

Я сидела рядом с Пэм Саутерн, одетой в красное – любимый цвет Эмили. С другой стороны сидела моя мама. Я обнимала Пэм за ее покатые плечи каждый раз, когда чувствовала, что ей становится невыносимо.

Перед похоронами я спросила у Полли, хочет ли она пойти на них. Мне казалось, что независимо от того, сколько ей лет – шесть или шестнадцать, – она имела право присутствовать на этих похоронах, потому что никто не любил Эмили так, как моя дочь. Но, когда настал день похорон, она решила на них не идти.

– Я лучше поиграю с Бернардом в кафе Робин, – уныло сказала она, и я подумала, что ее, наверное, пугает то темное место, в котором, как она полагала, оказалась Эмили.

– А ты придешь потом на поминки? – спросила я. – Тетушка Пэм хочет тебя увидеть.

Полли на несколько секунд задумалась.

– Хорошо, мамочка, – в конце концов согласилась она.

Больше она ничего не сказала.

Я не думала, что Сид придет на эти похороны, но он все-таки пришел, и это с его стороны было смело. Явился он, правда, с опозданием. Я заметила, что он сидит в самом последнем ряду в церкви, когда уже выходила из нее вслед за родственниками Эмили, шедшими за выкрашенным в яркий цвет гробом.

После этого он подошел ко мне снаружи у церкви.

– Мне очень жаль, Лори, – сказал он, и глаза у него при этом были очень тусклыми. Он порезался, когда брился станком, и возле его красивого сурового рта виднелась царапина, покрытая запекшейся кровью.

«Жаль чего?» – едва не выпалила я, но все же сдержалась. Я просто сказала:

– Да, и мне тоже.

Я попросту не могла злиться на него за связь с Эмили. Мне не хотелось пачкать свою любовь к ней ревностью к Сиду, а самое забавное заключалось в том, что я, в общем-то, особенно и не ревновала. Все люди то и дело совершают ошибки. Мы ведь всего лишь люди. Мне даже казалось вполне естественным то, что они недолго побыли вместе. Объяснить это кому-то другому невозможно: те, кто не способен понять, сочтут это неким извращением. Я знала, что Сид любит меня больше всех на свете. Я знала, он просто пытался заполнить пустоту. А еще я знала, что он был очень привлекательным мужчиной, причем даже для тех женщин, которые его едва ли не ненавидели.

Джоли все еще сидела под стражей в ожидании суда за убийство, продолжая надеяться, что ее отпустят под залог. Однако было маловероятно, что ее отпустят.

Я потянулась к Сиду и поцеловала его. Одетый в шикарный костюм от Пола Смита[68] – идеально выглаженные брюки, безупречная голубая рубашка, – Сид все так же пах красками, скипидаром и сигаретами. Его гладко выбритые щеки были влажными от слез – и мы оба знали, что на этот раз мы уж точно расстаемся навсегда.

– Береги себя, – сказала я, а затем двинулась прочь. Теперь мне куда легче было это сделать.

Мы похоронили Эмили рядом с ее никудышным отцом, и я при этом рыдала так сильно, что не могла видеть из-за слез ни деревьев позади ее могилы, ни неба, ни земли, в которую опустили гроб с телом Эмили.

Я простила ей то маленькое прегрешение. Мне хотелось лишь одного – чтобы она вдруг ожила.

Затем я отправилась домой, где меня ждал Мэл вместе с Полли и Леонардом, и все вместе мы отправились в ресторан в лондонском районе Кентиш-Таун, где организовали такие поминки, какими Эмили могла бы гордиться. В данном случае самое печальное заключалось в том, что ей, моей милой Эм, такие поминки понравились бы. На подобном мероприятии она оказалась бы в привычной среде: ее сережки раскачивались бы, а волосы развевались, пока она громко хохотала бы и тряслась в такт музыке в стиле «кантри» и «вестерн», которую мы подбирали очень тщательно. Мы, впрочем, не слушали песни Джонни Кэша. Мы не слушали песню «Рана».

* * *

Этой зимой мне пришлось посетить еще одни похороны и для этого проехать на автомобиле через самые захолустные и невзрачные места Кента на мыс Дандженесс, в очень холодный вторник, сразу после Рождества. Я была благодарна Мэлу за то, что он провел со мной предыдущий вечер и настоял на том, чтобы сопровождать меня туда «для поддержки».

В пути я вспоминала о том, как ездила по местным дорогам в прошлый раз, двигаясь в противоположном направлении, чтобы разыскать Полли. Мне вспомнилось, какой измученной и отчаявшейся я была тогда.

Теперь же я испытывала лишь глубокую печаль. Паники уже не было. Тревога и стресс исчезли в тот день, когда мы похоронили Эмили и когда я распрощалась с Сидом.