24 часа

Мы вышли из такси на улице Пикадилли и пошли пешком по Нью-Бонд-стрит – мимо магазинов «Гуччи» и «Прада» и тех мест, где любит зависать русская мафия. Этот район Лондона представлял собой доступный отнюдь не для всех оазис, где тусовались звезды поп-музыки и прочие современные знаменитости. Вокруг слышались громкие разговоры и смех. Полли разглядывала свое отражение в каждой из витрин с позолоченными рамами. Я чувствовала себя не очень уверенно в туфлях на высоких каблуках – потому что я вообще-то редко носила подобные туфли – и то и дело проверяла телефон в тщетной надежде на то, что Эмили сообщит мне, что она уже в пути.

К тому моменту, когда мы прибыли в галерею, там было уже полным-полно народу. На противоположном тротуаре стояли папарацци, которых наверняка приманили сюда люди Рандольфа. В углу располагалась бригада из программы «Культура» телекомпании Би-би-си. Рандольф стоял в самом центре помещения, облаченный в нечто вроде индийского одеяния «курта» – длинное и белое, облегающее его выпирающий живот. Его нос уже стал красно-коричневым от чрезмерного употребления алкоголя. Увидев Полли, он крикнул: «Ага, малышка, иди сюда, к папе», – и все вокруг него заохали и заахали. Я поморщилась от того, как нарочито он выставлял себя кем-то вроде великодушного гуру и заботливого родственника.

Ко мне подошла его веселая помощница Мисси. Она с извиняющимся видом улыбнулась мне, показав толстые брекеты у себя во рту.

– Так красиво одеты! Можно? – Она протянула руку Полли. – Всего лишь на минуточку. Все сгорают от желания познакомиться с ней.

– Ты не против? – наклонившись, спросила я дочь, но она, даже не оглядываясь, уже устремилась вперед – туда, где ее будут всячески обхаживать.

Я взяла стакан теплого апельсинового сока, отказавшись от предложенного мне испанского вина «Кава», и попыталась слиться с толпой. Выставка была менее шикарной, чем в прошлый раз: даже в мире искусства, похоже, бывают рецессии. Я увидела несколько знакомых лиц, получила несколько воздушных поцелуев и поздоровалась с несколькими людьми, которых я не видела с тех пор, как мы с Сидом стали жить раздельно. При этом я старалась не встречаться ни с кем взглядом надолго, чтобы не мог завязаться обстоятельный разговор. Я просто хотела увидеть новые произведения Сида, забрать Полли и уехать отсюда, но вокруг его небольших картин в этом помещении толпилось столько людей, что было трудно разглядеть издалека, что же на них изображено.

Дожидаясь своей очереди, я услышала реплику одного коллекционера:

– Смит, похоже, отошел от своего прежнего стиля, не так ли? Я весьма шокирован.

– Возможно. И не в том направлении, на которое вы, видимо, надеялись.

– Одомашнился, я бы сказал, – прошептал кто-то еще. – И в самом деле слегка разочаровывает. Он уже не так крут, как раньше. Размяк. – Они засмеялись. – Да, размяк.

Я почувствовала, как во мне закипает гнев. Его произведения, возможно, и стали другими, но не оставалось никаких сомнений в том, что он – блестящий мастер живописи, какими бы ни были эти его картины.

– Кому вообще интересна его семья? – усмехнулись собеседники. – Это не очень-то оригинальная тема.

Я отвернулась, не желая вмешиваться в этот разговор. Всегда ненавидела подобные сплетни в алчном мире коллекционеров.

Поискав взглядом Сида, я нигде его не нашла. А вот Джоли сразу бросалась в глаза: она была похожа на русалку в своем коротком, едва прикрывающем зад платье, с яркими блестками, с крохотными ракушками в волосах, заплетенных в косы. Благодаря невероятно высоким – прямо как у проституток – серебряным каблукам, она оказалась выше ростом, чем большинство присутствующих мужчин. Было сразу заметно, что она уже изрядно подвыпила: ее глаза с густо накрашенными ресницами казались остекленевшими, и она слегка пошатывалась на своих пятидюймовых каблуках-шпильках.

Тем не менее, увидев меня, она приветливо помахала мне рукой, и я помахала ей в ответ, но когда я отвернулась, то заметила краем глаза, как она шепчет что-то на ухо своему собеседнику, в котором я узнала диск-жокея с радиостанции – парня в кожаной куртке и с длинным чубом. Друг Моссов, Осборнов, Гелдофов и прочих знаменитостей этого мира. Они вдвоем переглянулись и захихикали.

Мне очень захотелось, чтобы Эмили была здесь. Допив апельсиновый сок и задумавшись, не угоститься ли все-таки вином, я в конце концов протиснулась к одной из картин.

На ней был изображен пляж. Мне показалось, что я узнала его: вроде бы это был пляж в городе Сеннен, куда мы с Сидом ходили купаться и заниматься серфингом, когда жили в Корнуолле.

А затем мое сердце едва не выскочило из груди, потому что, несмотря на темные цвета и расплывчатый силуэт, легко было понять, что на картине изображена я.

Сид никогда не рисовал меня с тех пор, как создал мой портрет вскоре после нашей свадьбы. Я смотрела и смотрела на эту картину, пока внезапно не услышала возле своего уха тихий голос Джоли.

– Думаю, ты сейчас очень гордишься, не так ли? – сказала она. – Вся выставка посвящена его близким.

Я не смогла различить, был в ее тоне сарказм или нет.