25 граммов счастья. История маленького ежика, который изменил жизнь человека

Мы оба знали, что, когда есть желание и стремление, способ найдется. Так оно и оказалось. Патриция до сих пор активный волонтер. Она работает удаленно, занимаясь социальными сетями для центра «Ла Нинна» – например, нашей страничкой на Фейсбуке, где отвечает на обращения за помощью, предоставляет информацию или объясняет дорогу к ближайшему центру спасения. Она оформляет наш стенд для мероприятий и готовит информацию или инструкции, проводит раздачу сувениров, обновляет наши контакты и делает многое другое. Ей нет цены! Кроме нее, есть еще несколько таких человек. Волонтеров, помогающих мне в работе и разделяющих мою страсть, мои радости, печали и надежды.

* * *

Тем летом я выпустил много ежей. Всегда в красивых местах. Я больше не отвозил их Сюзанне, чтобы избежать перенаселения участка, поскольку Трилли об этом уже позаботился.

Но у меня по-прежнему оставалась Нинна. Я не мог ее отпустить.

Хотя.

Хотя я постоянно думал об этом. И каждый раз, когда кого-то отпускал, чувствовал вину. Я дарил нормальную жизнь другим ежам, но не Нинне. Вот что написала мне Джулия:

«Отпусти ее!»

Дорте, моя подруга из Дании, также настаивала:

«Для Нинны будет правильным жить самостоятельно. Она здорова и имеет на это право. И у тебя будет больше места, больше времени и больше сил для других ежей, поступающих в твой центр. И для других в будущем. Массимо, не слушай ту малую часть себя, которой управляет эгоизм. Ты не эгоистичный человек».

Они были правы, о да, они были правы! Но это было так тяжело.

Глава 24

Потеря

Тем летом появился Сальво. Девушка нашла его у себя во дворе. Она ухаживала за ним несколько дней, но когда поняла, что состояние ежа ухудшается, обратилась за помощью в Центр реабилитации диких животных в Кунео, и они направили ее ко мне.

Я внимательно осмотрел ежа. Он был в ужасном состоянии. Его передние лапы парализовало. Задние еле двигались, почти не шевелились. Она назвала его Сальво, может быть, потому что хотела, чтобы его спасли, или, возможно, потому что он вообще смог выжить.

У ежа были симптомы серьезного неврологического заболевания. Приступы начинались внезапно. На их пике его рот искривлялся в гримасе. Я знал, что это явный признак недуга. Но он также походил на отчаянный, немой крик о помощи.

Беззвучный вопль.

Который заставил меня очень сильно нервничать.

Во время этих приступов в какой-то момент Сальво запрокидывал голову назад и дергался вверх и вниз – вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз – быстро, бесконтрольно.

Я сказал девушке, что ситуация тяжелая. Ее глаза заблестели от слез, и прятать их она не стала. Девушка была не просто расстроена, она была в полном отчаянии из-за несчастья Сальво. Дрожащим голосом она прошептала: «Пожалуйста, сделайте все, что можете».

Я пытался оценивать ситуацию объективно, но мне не удалось полностью отключить эмоции. В глубине сердца я надеялся на чудо, так как не был уверен, что ежа можно вылечить так, чтобы он мог жить на воле. Для точного диагноза и прогноза нам требовались сложные аппараты, такие как компьютерный томограф, который мы обычно не используем.

Я поговорил с Дорте по телефону. Она сказала:

– Если лечение не дает результатов, улучшений, задай себе вопрос, будет ли правильным оставить его жить в таком состоянии?

Это была сложная, бесконечная тема. В самом деле, что это за жизнь, если еж не может ходить или бегать?

Я также обсудил это с нашедшей его девушкой.

– Если его можно спасти, но он не будет самостоятельным, я оставлю его себе навсегда. Я сделаю ему вольер у себя во дворе и буду кормить его. И если мне придется каждый раз кормить его с ложечки, я буду это делать, – сказала она.

Мне бы очень хотелось спросить самого Сальво: «Что бы ты выбрал: жизнь или смерть?» И больше всего мне хотелось, чтобы он мог мне ответить.

Какая дилемма! В любом случае, я решил попытаться. Усилия могли оказаться не напрасными, потому что состояние Сальво было результатом травмы головы. Кроме того, за двадцать лет моей работы ветеринаром я уже повидал другие на первый взгляд безнадежные случаи, закончившиеся неожиданно благополучно. Поэтому в случае Сальво я следовал протоколу, рекомендуемому Вейлским госпиталем для диких животных в подобных ситуациях.

* * *

Я считаю, что эвтаназия – крайняя мера, к которой я бы вообще никогда не прибегал. Потому что она причиняет страдания. Могу оправдать ее, только если нет ни малейшего проблеска надежды. Только когда ситуация действительно непоправима. Только когда нет другого возможного лечения и когда она освобождает от ненужной боли и страданий. Только из милосердия.