2666

Через некоторое время пришло письмо господина Бубиса, в котором тот приглашал Арчимбольди в Гамбург, дабы познакомиться лично и заодно подписать контракт. В нынешние времена, писал господин Бубис, я не доверяю немецкой почте и ее ставшими притчей во языцех пунктуальности и надежности. А кроме того, особенно после возвращения из Англии, у меня появилась странное, возможно, обыкновение знакомиться со всеми моими авторами лично.

До тридцать третьего года, объяснял он, я опубликовал большое число многообещающих немецких авторов, а в 1940-м, сидя в одиночестве в лондонской гостинице, принялся, чтобы убить время, считать, сколько авторов из тех, что я опубликовал в первый раз, стали членами нацистской партии, сколько вступили в СС, сколько опубликовались в самых страшных антисемитских газетах, сколько сделали карьеру в нацистской бюрократии. Результат оказался таким, что я едва не покончил с собой, писал господин Бубис.

Но я не наложил на себя руки — только отхлестал себя по щекам. Вскоре в гостинице погас свет. А я все сидел, проклиная себя и отвешивая себе пощечины. Увидел бы меня кто, сразу бы подумал, что я сошел с ума. Вдруг я стал задыхаться и открыл окно. И тут передо мной открылся огромный театр военных действий: я смотрел, как бомбят Лондон. Бомбы падали рядом с рекой, но ночью казалось, что они падают в нескольких метрах от гостиницы. По небу метались лучи прожекторов. Грохот взрывов становился все громче. Время от времени маленький взрыв, вспышка над защитными куполами казались мне — хотя, возможно, это было и не так,— свидетельствами того, что какой-то самолет люфтваффе сбили. Несмотря на окружающий меня ужас я продолжал хлестать себя по щекам и обзываться. Мудак, кретин, шалопут, дебил, деревенщина, глупец — как видите, оскорбления самого инфантильного или маразматического толка.

А потом кто-то постучался в мою дверь. Это был очень молодой ирландец из обслуги. В приступе безумия я вдруг узрел в его чертах черты Джеймса Джойса. Смех, да и только.

— Дед, эт самое, ставни-т закрой,— сказал он.

— Что закрыть? — сказал я, красный как рак.

— Шторы, старый, и быстро в подземелье.

Я так понял, что он приказал мне спуститься в подвал.

— Подождите минутку, молодой человек,— сказал я и вытащил купюру подать ему на чай.

— Да вы мот, ваш превосходительство,— сказал тот, прежде чем исчезнуть,— а сейчас быстро — в катакомбы.

— Вы идите первым, я вас догоню.

Когда он ушел, я снова открыл окно и принялся созерцать пожары, охватившие речные доки, а потом принялся оплакивать свою — как тогда думал — пропащую жизнь, в одно мгновение спасенную юным ирландцем.

Так что Арчимбольди отпросился на работе и сел на поезд в Гамбург.

Издательство господина Бубиса располагалось в том же здании, что и до 1933 года. Два соседних дома обрушились под ударами бомб, равно как и несколько зданий на противоположной стороне улицы. Некоторые сотрудники издательства говорили — естественно, за спиной господина Бубиса,— что этот тип лично руководил рейдами авиации, бомбившей город. Или, по крайней мере, в этом районе точно. Когда Арчимбольди познакомился с господином Бубисом, тому было семьдесят четыре года и временами он производил впечатление человека недужного, вредного, жадного, подозрительного — предпринимателя, которому совершенно не интересна литература; хотя обычно господин Бубис выглядел совершенно по-другому: он был — или прикидывался — совершенно здоровым, никогда не болел, всегда был готов улыбнуться, казался доверчивым как ребенок и не страдал жадностью, хотя также нельзя было сказать, что он платит служащим щедро.

В издательстве, помимо господина Бубиса, который занимался всем, работали корректорша, администраторша, которая также занималась связями с прессой, секретарша, которая помогала корректорше и администраторше, и завскладом, который редко сидел на складе в подвале здания,— подвале, где господин Бубис то и дело проводил ремонт из-за дождей, которые подвал время от времени подтапливали, а иногда самые грунтовые воды, как объяснял завскладом, поднимались и обосновывались в подвале в виде больших влажных пятен, крайне вредных для книг и здоровья тех, кто там работал.

Кроме этих четырех служащих, в издательстве также обычно обреталась госпожа представительного вида, более или менее такого же возраста, как господин Бубис, если не старше, работавшая на него до 1933 года,— госпожа Марианна Готтлиб, самая верная служащая редакции: говорили, что именно она вела машину, которая везла Бубиса и его жену до голландской границы, где автомобиль досмотрели пограничники, ничего не нашли, а тот проследовал дальше до Амстердама.

Как Бубис и его жена сумели прорваться через пограничный контроль? Никто ничего не знал наверняка, но заслугу — во всех версиях истории — неизменно приписывали госпоже Готтлиб.