29 отравленных принцев

— А мне разве следовало с ним разговаривать? Ты бы, вот ты, как бы на моем месте поступила?

— Не знаю, Анфиса, может быть, и промолчала, а может быть, бутылкой его по голове шарахнула.

— Браво, вот что значит носить погоны капитана милиции. — Анфиса грустно улыбнулась, г— Катя, ты пойми, я не хотела ехать, — она обмакнула в наперченный соус креветку, — Аврора сама мне позвонила, сама настояла. Я ей знаешь для чего понадобилась? Она ведь теперь одна осталась, без мужа, ну, а вянуть-пропадать неохота все-таки. Начала намекать — может, у меня время найдется поснимать ее. Она ведь сейчас в прессе против своего бывшего мужа Гусарова волну поднимает: мол, она ангел во плоти, брошенная жена, жертва мужского насилия и произвола. А Гусаров — чудовище косматое… Ведь знала, с чем ко мне подъехать можно, на что я куплюсь сразу — на мужское насилие и произвол… Ну, да она передо мной особо и не виновата. Мне ее иногда даже жаль было. Знала бы, какое сокровище ей досталось в лице Макса. Он наверняка и с ней какой-нибудь гадкий фокус выкинул, он ведь без этого самого с женщинами не мог, скучал-с… Короче, она меня позвала — вечер для друзей, то-се, посидели, поболтали при свечах у камина.

Мы ведь даже с ней встречались и вместе в ресторан приехали, как пай-девочки.

— А муж ее — Гусаров — в тот вечер с вами в ресторане не был? — Катя спросила это нарочно.

— Нет, он теперь тут не бывает. А прежде бывал. Он и бывшего мужа Потехиной знал преотлично. Сейчас Москва такой город, что я просто тащусь от него — все друг друга знают, у всех общие дела, все друг с другом живут, спят… Да, кстати, он ведь звонил сюда в тот вечер. Звонил Авроре на мобильник. Не знаю, что там у них произошло — она сразу встала из-за стола и удалилась, но когда вернулась после разговора с ним, у нее было такое лицо… Она была чем-то смертельно напугана. У меня какое-то предчувствие появилось нехорошее — зря, я сказала себе, зря ты, солнышко, сюда приехала. Дрянь тусовка. Видишь — как в воду глядела. Теперь затаскают, наверное, меня к вам? Ведь затаскают, а, Кать?

— Вызовут, и не один раз. И к нам, и в прокуратуру.

— Ну, вот. А ты мне, если что, поможешь?

— Я тебе помогу, Анфиса, — ответила Катя, — только я еще не очень хорошо себе представляю, что же все-таки тут у вас произошло.

— Кто Макса отравил, хочешь узнать? Кто же, как не бедная, глупая, обманутая, обесчещенная женщина Анфиса? Я же тебе сказала: я его очень-очень хотела убить. Но только одним способом — переехать лимузином. Как крысу.

— Ты машину водишь? — хмыкнула Катя.

— Нет. Все хочу научиться, да времени нет.

— Анфиса, чао! Вот ты где, я так и знал, что здесь тебя найду. Целую в сахарные губки, радость моя, ты мне срочно нужна!

Катя увидела, что к их столику через зал идет полный улыбчивый парень в круглых модных очках, затянутый, точно в панцирь, в кожаные черные брюки и кожаный, обшитый бахромой жилет в стиле хиппи. Под жилетом у него была шелковая рубашка апельсинового цвета от модного мужского модельера. На груди болтались крупные бусы — керамика ручной работы с орнаментом индейцев Перу и сотовый телефон на шнуре. В руках — щегольский кожаный портфель с монограммой.

— Анфиса, голубь сизокрылый, срочное дело, — парень так и сыпал веселой быстрой скороговоркой как горохом, — в «Маске» презентация сезонных десертов в четыре. Мне информацию надо сбросить к шести. Нужны четкие ощущения, личный опыт. Я должен раздраконить каждую их фишку… Это кто с тобой? Подружка? Очень приятно, девушка, Петя Мохов. Какие милые мохнатые глазки. Что вы обе такие сердитые? Простите, что мешаю, но, Анфиса, дело прежде всего. Едем в «Маску», я на машине. Ты не пожалеешь, там сменился шеф-повар и…

— Это Петька. Он критик у нас кулинарный, — сказала Анфиса Кате, — он живой классик, кулинарная энциклопедия ходячая, но иногда его приходится выручать. У него диабет. Ну, это я тебе позже объясню… Петя, ты что, не видишь — мы разговариваем?

— Ну, Анфиса, ну ты только скажи: ты поедешь или мне Лолке звонить?

— Отвяжись. Не поеду я никуда, я тут обедаю. — Анфиса разозлилась. — Нет, подожди… Повара там сменили? Ладно, уговорил. Посиди вон там, кофе выпей, подожди.

— Исчезаю, но не прощаюсь. — Мохов ринулся во второй зал, обдав Катю смешанным запахом отличных мужских духов, кожи и едкого мужского пота.

— У него диабет, ему сладкого совсем нельзя, — вздохнула Анфиса. — Попробуй поработать кулинарным критиком с диабетом. Ладно, спутал он меня. Помнишь, как у дедули Достоевского? Исповедь горячего сердца. Так вот, Катюша, хочу тебе сказать одно. Чтобы очень ты обо мне не воображала и не фантазировала: я Макса не убивала, но в душе я громко аплодирую тому, кто это сделал.

— Врешь ты все, — сказала Катя, — врешь, что аплодируешь.

— Ну, может быть, и так. Но это уже мое личное дело и никого не касается. — Анфиса промокнула губы салфеткой. — А где же наш шербет с клубникой?