3. Властелин Севера / 4. Песнь меча (сборник)

Мне казалось, ничего не изменилось и я зря потратил время на путешествие сюда.

А потом земля на могиле пришла в движение.

Глава 2

Могильная земля шевельнулась.

Помню, как холод стиснул мое сердце. Меня объял ужас, но я не мог ни вздохнуть, ни двинуться. Я стоял и смотрел в ожидании кошмарных событий.

Земля слегка провалилась, словно крот выбирался из своей маленькой норки. И снова сдвинулась… И появилось что-то серое. Это серое наклонилось, и я увидел, как земля принялась осыпаться быстрее. Нечто серое начало подниматься из могильного холма.

Все происходило в полутьме, потому что огни были позади нас и на призрака, рожденного зимней землей, падали наши тени. Призрак принял форму грязного трупа, который, шатаясь, вышел из разверзшейся могилы.

Я увидел мертвеца. Он дернулся, почти упал, с трудом удержал равновесие и все-таки устоял на ногах.

Финан, сам того не сознавая, стиснул мою руку. Хада стоял на коленях, вцепившись в свой крест. А я просто молча смотрел.

И тут труп кашлянул, издав давящийся звук, похожий на предсмертный хрип. Что-то вылетело у него изо рта, он снова подавился, а потом медленно разогнулся, чтобы встать прямо. И в свете костра, на который падали тени, я увидел, что мертвец одет в грязный серый саван. У него было бледное лицо, перепачканное землей, лицо, не тронутое тлением. Длинные белые волосы свисали на худые плечи. Он дышал, но с трудом, как умирающий, задыхающийся человек.

Помню, как я подумал: «Так и должно быть, потому что он вернулся из мертвых и издает точно такие же звуки, какие издавал, умирая».

Он испустил длинный стон, потом вынул что-то изо рта и швырнул в нашу сторону. Я невольно шагнул назад, прежде чем увидел, что это свернутая струна арфы. И тут я понял: невероятное зрелище, свидетелем которому я стал, – реальность. Ведь раньше я видел, как охранники впихнули струну арфы в рот посланника, а теперь труп показывал нам, что получил этот знак.

– Ты не оставишь меня в покое, – заговорил мертвец бесстрастным тихим голосом, и рядом со мной Финан издал нечто вроде отчаянного стона.

– Добро пожаловать, Бьорн, – сказал Хэстен.

Казалось, только его одного не беспокоило присутствие живого трупа. Судя по лицу, его это даже забавляло.

– Я хочу покоя, – проговорил Бьорн.

Голос его походил на хрип.

– Это господин Утред, – сказал Хэстен, указав на меня. – Он послал много датчан в то место, где ты сейчас живешь.

– Я не живу, – горько произнес Бьорн.

Он начал давиться, грудь его спазматически вздымалась, как будто ночной воздух причинял ему боль.

– Проклинаю тебя, – сказал он Хэстену, но так слабо, что в словах его не слышалось угрозы.

Хэстен засмеялся:

– Сегодня я был с женщиной, Бьорн. Ты помнишь женщин? Каковы на ощупь их мягкие бедра? Тепло их кожи? Помнишь, какие звуки они издают, когда ты скачешь на них?

– Пусть тебя целует Хель, – ответил Бьорн, – непрерывно, до последнего хаоса.

Хель была богиней мертвых, гниющим трупом, и проклятие было ужасающим, но Бьорн произнес его так вяло, что, как и первое, оно казалось пустым. Глаза мертвеца были закрыты, грудь его все еще вздрагивала, а руки как будто пытались уцепиться за холодный воздух.

Я был в ужасе – и не стыжусь в том признаться. В этом мире существовало непреложное правило: мертвецы уходят в свои длинные дома в земле и остаются там. Христиане говорят, что наши трупы однажды встанут, и зазвучат ангельские горны, и небо засияет, как золотой лист, когда мертвые поднимутся из земли, – но я никогда в это не верил. Мы умираем, уходим в мир иной и остаемся там… Но Бьорн вернулся. Он поборол ветра тьмы и приливы смерти и проложил путь обратно, в наш мир. А теперь стоял перед нами, осунувшийся, грязный, хрипящий, – и я дрожал.

Финан упал на одно колено. Остальные мои люди стояли позади меня, но я знал, что они дрожат, как и я. Только на Хэстена как будто не производило впечатления присутствие мертвеца.

– Расскажи господину Утреду то, что поведали тебе норны, – приказал он.

Норны – это богини судьбы, три женщины, что прядут нити наших жизней у корней Иггдрасиля, древа жизни. Всякий раз, когда рождается ребенок, они начинают новую нить и знают, куда направится эта нить, с какими прочими нитями переплетется и когда оборвется. Они знают всё. Они сидят и прядут, и смеются над нами, иногда одаряют нас удачей, а иногда обрекают на боль и слезы.

– Скажи ему, – нетерпеливо приказал Хэстен, – что говорят о нем норны.

Бьорн молчал. Его грудь тяжело вздымалась, руки дергались, глаза были закрыты.

– Скажи! – повторил Хэстен. – И я отдам тебе твою арфу.

– Моя арфа, – жалобно проговорил Бьорн. – Я хочу свою арфу!

– Я положу ее в твою могилу, – пообещал Хэстен, – и ты сможешь петь мертвецам. Но сперва поговори с господином Утредом.

Бьорн открыл глаза и посмотрел на меня. Я отшатнулся при виде этих темных глаз, но усилием воли не отвел взгляд, притворяясь храбрым.

– Ты должен стать королем, господин Утред, – проговорил Бьорн.

Потом издал длинный стон, как будто его мучила боль.

– Ты должен стать королем, – всхлипнул он.

Ветер был холодным. Капля дождя упала на мою щеку. Я молчал.