– Когда-нибудь, – сказал я Стеапе, – я вспорю Эльфрика от паха до грудины и буду смотреть, как он умирает. Но я сделаю это медленно. Я не проткну его сердце. Я буду смотреть, как он умирает, и мочиться на него, пока он будет дергаться. А потом убью его сыновей.
– А сегодня ночью? – спросил Стеапа. – Кого ты убьешь сегодня ночью?
– Сегодня ночью мы возьмем Лунден, – сказал я.
Я не видел в темноте его лица, но почувствовал, что он улыбается.
– Я сказал Альфреду, что он может тебе доверять, – проговорил Стеапа.
Пришел мой черед улыбнуться.
Где-то в Падинтуне собака завыла, потом затихла.
– Но я не уверен, что Альфред может мне доверять, – после долгой паузы сказал я.
– Почему? – озадаченно спросил Стеапа.
– Потому что в одном отношении я очень хороший христианин, – ответил я.
– Ты? Христианин?
– Я люблю своих врагов, – пояснил я.
– Датчан?
– Да.
– А я не люблю, – безрадостно проговорил Стеапа.
Родители Стеапы были убиты датчанами.
Я не ответил. Я думал о предназначении. Если трем пряхам известна наша судьба, тогда почему мы даем клятвы? Ведь если потом мы нарушаем клятву, разве это не предательство? Или тоже судьба?
– Итак, завтра ты будешь сражаться с ними? – спросил Стеапа.
– Конечно. Но не так, как ожидает Этельред. Поэтому я ослушаюсь приказов, а тебе велено убить меня, если я так поступлю.
– Я убью тебя позже, – сказал Стеапа.
Этельред изменил наш план, с которым раньше все согласились, даже не подозревая, что я никогда не собирался придерживаться этого плана. Этот план было слишком очевиден. Разве когда-нибудь армия нападала на город по-другому – не пытаясь отвлечь защитников от намеченных для штурма укреплений? Зигфрид поймет, что наша первая атака – фальшивка, и не сдвинет с места гарнизон, пока не убедится наверняка, что распознал настоящую угрозу. И тогда мы погибнем под стенами, а Лунден останется оплотом норвежцев.
Поэтому существовал единственный способ взять Лунден – с помощью хитрости, уловок и отчаянного риска.
– Вот что я собираюсь сделать, – сказал я Стеапе. – Подождать, пока Этельред не покинет остров. Тогда мы вернемся сюда и возьмем два корабля. Это будет опасно, очень опасно, потому что нам придется миновать брешь в мосту в темноте, а корабли разбиваются там даже при свете дня. Но если мы сможем преодолеть брешь, мы легко попадем в старый город.
– Я думал, вдоль реки стоит речная стена?
– Стоит, – сказал я. – Но в одном месте там есть пролом.
Римлянин построил у реки огромное здание и провел в это здание маленький канал. Канал проходил сквозь стену, там-то в ней и была брешь. Я решил, что римлянин был богачом и ему требовалось место, где мог бы причалить его корабль. Вот потому он и сделал брешь в речной стене, прорыл канал – и то был мой путь в Лунден.
– Почему ты не сказал об этом Альфреду? – спросил Стеапа.
– Альфред умеет хранить секреты, – ответил я, – но Этельред – нет. Он бы разболтал всем и каждому, и не прошло бы двух дней, как датчане узнали бы, что мы собираемся сделать.
И это было правдой. У нас имелись шпионы, и у врагов тоже, и, если бы я раскрыл, что собираюсь предпринять, Зигфрид и Эрик перекрыли бы канал судами и оставили бы своих людей в большом римском доме у реки. Тогда мы бы погибли еще на причалах.
Мы и сейчас могли погибнуть, потому что я не знал, сможем ли мы отыскать разрыв в обвалившемся мосту, а если отыщем, сумеем ли через него проскочить, там, где уровень воды понижается и река бурлит. Если мы промахнемся, если одно из судов отклонится всего на половину длины весла к югу или к северу, его снесет на зубья свай и людей вышвырнет в реку. И я даже не услышу, как они тонут, потому что оружие и доспехи мигом утянут их на дно.
Стеапа все это время размышлял – как всегда неспешно, – но теперь задал умный вопрос.
– Почему бы не высадиться перед мостом? – предложил он. – Там ведь должны быть ворота в стене?
– Там есть дюжина ворот, – ответил я, – ну, может, десяток, и Зигфрид все их перекрыл. Но меньше всего он ожидает, что суда попытаются проскользнуть через брешь в мосту.
– Потому что суда разбиваются там? – спросил Стеапа.
– Потому что суда разбиваются там, – подтвердил я.
Однажды я видел, как такое случилось, наблюдал, как торговый корабль плыл через разрыв в мосту между приливом и отливом и рулевой отклонился слишком далеко в сторону, так что сломанные сваи сорвали обшивку со дна корпуса. Брешь в обвалившемся мосту была всего сорок шагов шириной и, когда река была спокойной – ни прилив, ни ветер не пенили воду, – выглядела безобидной. Но она никогда не бывала безобидной. Лунденский мост был убийцей, а чтобы захватить Лунден, мне придется миновать мост.
А если мы выживем? Если сможем найти римскую пристань и высадиться на берег? Тогда нас будет немного, а врагов – множество, и некоторые из нас погибнут на улицах раньше, чем войско Этельреда сумеет перебраться через стену.
Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея и ощутил под пальцами маленький серебряный крест, вставленный в рукоять. Подарок Хильды. Подарок любовницы.
– Ты еще не слышал, чтобы куковала кукушка? – спросил я Стеапу.
– Нет.