3d, или Дела семейные

Полина встречала гостей в просторном атриуме — ей сразу дали знать, как только машина Себастьена появилась возле ворот. С ней был Валентин, он лучился и сиял, в нём сейчас не было ничего грозного и страшного, чем всегда пугали его врагов и родственники, и коллеги, он радовался за свою любимую Полиньку — Элоиза не слышала, чтобы он называл супругу как-то иначе за всю свою жизнь. Все женщины из семьи у него назывались как-то по-особому, как ни у кого — супруга Полинька, дочь Линочка, внучка Аннушка, сестра Ниночка, невестки — Алисонька и Никушка, она сама — Элочка. Хотя случалось, что он не одобрял какие-то её или Лианнины действия, тогда он почти ругался — Линка, Элка. Впрочем, для Линни существовало ещё одно обращение, Элоиза давно его не слышала — когда сестрица совершала что-то совсем из ряда вон выходящее, то слышала в свой адрес громкое и разгневанное — «Лианна-Магдалена»! Но долго гневаться на своих Валентин не умел, и она очень скоро снова становилась Линочкой.

Сейчас эти самые Линочка и Аннушка тоже стояли рядом и чинно здоровались.

Полина выглядела, как королева — в вишнёвом бархатном платье в пол, с высокой хитроумной прической, с рубинами на шее, в ушах, в волосах, на руках. Линни в черном вечернем платье с высоким разрезом, волосы просто заплетены в косу, без изысков. Зато Анну, похоже, едва ли не в первый раз одели в длинное взрослое платье — белое, с пышной юбкой, уши и шею украсили жемчугом, туфли оказались на каблуке. Длинные волосы уложили в причёску. Но, судя по виду, Анну этот образ нисколько не радовал. Ладно, разберёмся.

Валентин очень образовался знакомству с Себастьеном, впрочем, Элоиза подозревала, что они должны найти общий язык без труда. Далее по программе шла встреча с Шатийонами — недавно виделись, но всё равно были очень рады — и знакомство с братьями Лианны. И Майк, и Виктор принялись обниматься с ней, заглядывать под волосы и ухмыляться. Вероника, жена Виктора, была в семье недавно, каких-то пять лет, и ещё сдерживалась, а Алезию, жену Майка, Элоиза знала с ранней юности, и та по-деловому её оглядела, а потом заявила, что рада познакомиться с мужчиной, который вдохновил Элу на такое платье. Пятерых лианских племянников Себастьену тоже представили, и он в них тут же ощутимо запутался.

Пошли по комнатам дальше, и тут их догнала Линни.

— Эла, я забыла сразу тебе сказать. Ты не обидишься, мы в твою комнату поселили Марго?

— А я куда? Я думала остаться до завтра? — нахмурилась Элоиза.

— А ты, то есть вы, — Линни подмигнула Себастьену, — отправитесь в башню. Там и комната побольше, если что, и кровать пошире, — подмигнула уже ей.

— Как скажешь, конечно. А в башне можно ночевать? — усомнилась Элоиза.

Сколько она себя помнила, башня лучше выглядела снаружи, чем изнутри.

— Ты же не в курсе! Матушка привела её в порядок, не поверишь. Там красиво! Пойдемте, покажу.

Далее они поднялись по винтовой лестнице в башню, возвышавшуюся над крышей Полининого дома. Наверху обнаружилась комната с большим окном от пола до потолка, окно открывалось, и можно было выйти на опоясывающую башню галерею.

Комнату, всю Элоизину сознательную жизнь заваленную старой мебелью, превратили в элегантную гостевую спальню. Старую кровать отреставрировали, у неё появился полупрозрачный полог. Стены обили светлой тканью, на пол положили шкуру — явно Валентин привёз.

— Знаешь, я даже не стану жалеть о той кладовке, которая была тут всегда, — оценила Элоиза. — Понимаете, в детстве здесь было очень здорово прятаться и играть в персонажей старинных семейных легенд, — пояснила она для Себастьена.

— А сейчас здесь должно быть неплохо спать, — сообщила Линни. — Слушай, поговори с Анной? Она мне уже весь мозг вынесла! Ей, видите ли, не нравится ни платье, ни прическа, ничего, она хочет надеть драные джинсы и рубашку в клеточку. Сказала, Себастьяно-прости-закрой-уши, что выглядит, как облезлая дура, которую залакировали, чтобы дыр видно не было.

— Хорошо, я попробую, — рассмеялась Элоиза.

Они оставили ненужные сейчас вещи и спустились вниз.

* 70 *

Анна нашлась в гостиной с девочками Шатийон и Александром, старшим сыном Майка — этакая мрачная фарфоровая кукла, смеётся, но при этом глазами сверкает так, что близко подходить ни в коем случае не следует. Рассказывает какую-то историю, не выбирая особенно выражений.

— Анна, уши ведь вянут, — скривилась Линни.

— У меня — нет, — сообщила Анна.

— Тебе сколько раз было говорено о том, что нельзя ругаться в этом доме, нельзя ругаться в школе, нельзя ругаться на улице и в больнице у Доменики тоже нельзя? — Линни смотрела страдальчески.

Элоиза внутренне хихикала — ага, яблочко от яблоньки, как говорится.

— Да я вообще понимаю, когда можно, а когда нет, — Анна посмотрела на матушку, как на дурочку.

— А потом запинаешься об порог и сообщаешь об этом миру, — хмыкнула Линни.

— Ну с кем не бывает, — пожала плечами Анна. — Сама-то ничуть не лучше! Тебе, значит, можно, деду можно, а мне нет? Непоследовательно.

— Дед — взрослый мужчина.