4321

Некоторые лучшие его воспоминания о взрослении были связаны с домом Капланов, где на сборищах по вечерам в пятницу и субботу за все свои годы в старших классах он бывал не раз – в той двухэтажной, проседающей деревянной конструкции, набитой тысячами лишних книг из букинистического магазина Джорджа, частенько вместе с Даной, также часто с Майком Лоубом и Эми, и на большинстве таких вечеров там присутствовала небольшая толпа человек из двенадцати или шестнадцати, необычайная смесь взрослых и подростков, еще более необычная смесь белых и черных подростков, но та часть Ист-Оранжа к тому времени была более-менее пополам черной и белой, а поскольку Капланы и Эви Монро были леваками против-бомбы-за-интеграцию, без денег и безо всякого намерения сбежать, а также потому, что все приходившие к ним были достаточно проворны умом, чтобы шутить про имя Джорджа и называть его Человеком, Которого Не Существует (отсылка к фальшивому имени, которое дали Кери Гранту в «В север через северо-запад» – ДЖОРДЖ КАПЛАН), Фергусон иногда думал, что дом этот – последний оплот здравомыслия во всей Америке вообще.

Трубку из всех снял Боб – для Фергусона это хорошо, поскольку Боб был самым немногословным из всех Капланов и его обычно занимало по четыре вещи одновременно, поэтому после краткой беседы о плюсах и минусах колледжа и проклятого ебаного бардака во Вьетнаме (по словам Боба) трубку передали Эви.

Что случилось, Арчи? – спросила она.

Ничего. Я просто хочу вас увидеть.

Где-то через десять минут подадут десерт. Запрыгивай в машину да приезжай.

Только вас. Наедине.

Что-то не так?

Да нет. Внезапная тяга к воздуху. На Эми опять напал очередной ее великий каприз, парни беседуют о футболе, а я жажду вас увидеть.

Это мило, жажду.

По-моему, этим словом я раньше никогда в жизни не пользовался.

У Ненси болит голова, а Джорджа, похоже, валит с ног грипп, поэтому сомневаюсь, что это мероприятие тут сильно затянется. Где-то через час я должна быть дома.

Вы не против?

Нет, конечно. Мне бы очень хотелось с тобой повидаться.

Хорошо. Тогда буду у вас через час.

Не было секретом, что они друг дружке нравились, что восемнадцатилетний Фергусон и тридцатиоднолетняя Эви Монро уже давно перешли границу формальностей между учителем и учеником, какие приняты в классе. Теперь они были друзья, добрые друзья, вероятно – лучшие друзья, но вместе с их дружбой с обеих сторон имелось еще и возраставшее физическое влечение, что оставалось секретом от всех, поначалу – даже от них самих, непрошеные похотливые мысли, которые ни он, ни она не готовы были претворять в жизнь из страха или робости, но затем растормаживающе подействовал один лишний скотч в четверг вечером, в середине августа, и от одного мгновения до следующего пригашенное было пламя их взаимной тяги друг к дружке вспыхнуло яростным приступом объятий на диване в нижней гостиной, любовной игрой, – которую в разгар милования прервал звонок в дверь, – событие примечательное не только из-за его пылкости, но и потому, что произошло оно посреди периода Эда, хоть и ближе к концу периода Эда, а теперь, когда Эда больше нет, и Даны Розенблюм больше нет, и Селия Федерман – всего лишь вымысел на дальнем горизонте, а ни Фергусон, ни Эви не трогали никого другого дольше, чем им обоим хотелось бы вспоминать, похоже, стало неизбежным, что тем зябким вечером Благодарения им захочется снова потрогать друг дружку. На сей раз алкоголь не требовался. Неожиданное употребление Фергусоном слова жажду втолкнуло обоих назад в воспоминание о вечере в августовский четверг, когда то, что они оба начали, осталось незаконченным, и потому вот, когда Фергусон приехал к Эвиной половине двухсемейного дома на Варрингтон-плейс, они поднялись в спальню, постепенно сняли с себя всю одежду и устроили долгую, счастливую ночь, наконец-то закончив то, что начали раньше.

Это было всерьез. Не разовый каприз, который можно забыть поутру, – начало чего-то, первый шаг из многих, что последуют за ним. Фергусону было безразлично, что она старше, ему было все равно, знает ли про них кто-нибудь, ему было плевать на то, что люди скажут. Как бы неприлично ни было тридцатиоднолетней женщине якшаться с восемнадцатилетним мальчишкой, закон по этому поводу не мог поделать ничего, поскольку Фергусон уже перевалил за возраст согласия, и они действовали легитимно и были совершенно неприкосновенны. Если общество считало то, чем они занимались, неправильным, общество пусть бы и дальше на них смотрело и помалкивало в тряпочку.