45-я параллель

Сотрудники милиции, не видя меня в глаза, провели мое дело по всем базам как достойного гражданина России, не участвовавшего в уголовных преступлениях и не замеченного среди моджахедов (им повезло – я действительно мирный человек), расписались за меня, шлепнули печать и оставили в базе данных свои отпечатки пальцев, выдав их за «мои»!

Паспорт нам вынесли через двадцать минут.

– Как хорошо, мама, что я не террорист, – в ужасе прошептала я. – Ведь они могут прописать любого террориста, если он даст им пятьсот долларов!

– Пошли отсюда, – сказала мама. – По крайней мере, на один год есть прописка в Ставрополе! Сможешь найти работу, и мы будем сыты!

Обстановка в доме тюремщицы накалялась.

Идя с тремя грязными кастрюлями в руках и банкой мочи, найденными в подвале, я подверглась словесной атаке со стороны Нины Павловны. Восседая на пуховой перине, укрытой шелковой белоснежной простынкой, она кричала:

– Нерасторопная девка, быстрей шевелись! Быстрей!

Поспешив закрыть дверь в кухню, я загнала занозу под ноготь. По закону подлости заноза проникла так глубоко, что иголкой ее было не достать. Я заплакала от отчаяния. За что мы попали в рабство к безжалостной женщине, которая раньше издевалась над людьми в тюрьме? Она сохранила свои привычки и в старости.

Я вымыла пять окон в передней, чтобы солнце лилось сквозь стекла и согревало больную. Выстирала и выгладила все шторы в доме. За месяц мы купали ее шестнадцать раз. Но благодарности – не было. Вместо нее нас обзывали служанками, чернью и лентяйками.

Социальный работник так же, как и мы, выслушивал ругательства и проклятия. Но никак не реагировал. Должность такая. До нас в доме Нины Павловны жили неблагополучные женщины. Иногда они пропадали с мужчинами на несколько дней, и больная ходила в туалет под себя. Если она будила помощниц посреди ночи, они посылали ее матом, сверкая нагим телом в проеме чердака, и снова шли спать.

Когда мы сообщили, что переедем от нее, Нина Павловна устроила концерт. Плакала и просила:

– Простите! Не уходите! Не бросайте инвалида!

В мои обязанности входило ровно в два часа дня подавать обед.

В среду в меню был суп, сваренный по французскому рецепту, – с шампиньонами и сыром. Заметив, что стрелки настенных часов показывают 13.55, Нина Павловна возмутилась подаче блюда:

– Убирай тарелку, рабыня! Когда скажу, тогда и принесешь!

Я вздохнула глубже, как учат индийские практики, и забрала тарелку, стоящую на подносе.

Мама спокойно сказала:

– Нина Павловна, нужно в магазин. Мы вас покормим и поедем за продуктами. Вокруг лес. Транспорт ходит плохо, нам долго ждать маршрутное такси.

Хозяйка после маминых слов, величественно кивнула и приказала вернуть тарелку, что я и сделала. Макнув указательный палец в суп, Нина Павловна недовольно вскричала:

– Горячий!

Через две секунды она проделала с супом ту же процедуру и вынесла вердикт:

– Холодный!

После чего впала в задумчивость.

Мы в это время стояли перед ней навытяжку.

– Начну трапезничать, он остынет…

Мама не выдержала:

– Мы не ваши заключенные! А вы не наш надзиратель!

После этого матерные ругательства почтенной матроны загрохотали, как канонада, и были слышны за два переулка.

Мама заревела от обиды и высказала Нине Павловне все, что о ней думает. Та в свою очередь нас прокляла и пригрозила тем, что напишет в милицию о том, что чеченские бандиты обидели несчастного инвалида.

– Пишите, – сказала я. – У меня теперь есть ставропольская прописка.

Услышав эту новость, Нина Павловна мгновенно передумала куда-либо писать и начала вести себя как ни в чем не бывало.

Однако мать решила больше не ночевать в ее доме и осталась на улице. Мои уговоры одуматься ни к чему не привели. Раскуроченная скамейка в лесопарке заменила матери кровать, а уборной служили кусты сирени.

Четыре дня я разрывалась между неуступчивыми женщинами, а затем отправилась на Нижний рынок с твердым намерением изменить нашу жизнь к лучшему.

На Пятачке было многолюдно. Около двухсот человек кричали одновременно: одни сдавали жилье, другие пришли, чтобы его снять. Некоторые маклеры предлагали сделать паспорта, свидетельства о рождении и дипломы.

Ко мне подошел арендодатель, посчитав, что видит перед собой студентку вуза.

Я объяснила ему, что он ошибся:

– Мне нужна квартира, где можно поселить мать и кошек.

– Но вы студентка! – настаивал мужчина.

– Это еще под вопросом…

– Вы закончите университет! Вижу! Вам немало предстоит повидать и написать.

Разговор плавно перетек в сторону мистики.

– Егор, пятьдесят два года, – представился мужчина. – В молодости работал на магическое подразделение КГБ.

Чего я в этом городе только не слышала! Потому даже удивляться не стала.

– Моя цель сегодня – найти квартиру, – предупредила я непрошеного собеседника.

– Вижу, вы мне не верите, – обиделся Егор. – А все правда! Было мне девятнадцать лет, и служил я на флоте. Родину готовился защищать. В СССР часто аварии происходили, в том числе на военных учениях, только в газетах об этом запрещали писать. Военная тайна.

– Сейчас многое изменилось? – спросила я.