Я как человек, переживший смерть клиническую, ответственно заверяю, что сие не так и лично у меня мелькал в последние минуты какой‑то разноцветный, нелепый горох и не особо яркой красоты звездочки.
В данной же ситуации явственно представился и промелькнул пред очами моими педиковатый дизайнер, проектировавший то пальтишко.
Как цокал он языком да грыз ус, чертя чертежи свои бесовские, одному ему понятные, да все щурил карий глаз, решая, какой высоты ворот сделать и как пуговицу пускать – в два ряда али в один.
Как вертел‑прилаживал хлястик и всю голову этим чертовым хлястиком себе изломал и в конце концов плюнул и решил, что без него очень даже лучше.
И как приезжал к нему заказчик, совладелец сети тех магазинов – лысоватый мужик с длинноногой, но уже заметно старой блондинкой, и как рядились они и вертели наброски, и все спрашивали: а что, без хлястика, что ли, пальто‑то?
Это как же так – пальто и без хлястика‑то? Новая мода, что ли, Вольдемар?! И как дизайнер закатывал глазищи свои под воспаленные веки и мысленно проклинал всё и всех. И как чертов хлястик вернулся‑таки на свое законное место, причем самым неприятным способом.
И мрачные вьетнамские женщины, с коричневыми, плохо выделанными лицами проплыли мимо, в грохочущем, полутемном цеху, где тысячи таких вот польт собирались воедино из кусочков ткани хитрой формы.
И запутавшаяся нить, остановившая на полчаса все производство, и огромные бумажные тюки, загружаемые в грузовики, и маленькая трехногая собака, бегущая за грузовиками по размытой дороге.
И защелкал камерой похмельный фотограф, прося нагероиненных моделей показать ему роковую холодность в осенних тонах, и как они стереотипно застывали в как бы соблазнительно‑отчужденных позах, и как фотограф ругался последними словами и припадал на колено, а модели шипели на него сквозь белые свои губы.
И тридцатилетний девственник‑маркетолог, бегающий по коридорам головного офиса со своим исследованием ЦА, и главный бухгалтер, нехотя подписывающий смету на рекламную кампанию, и менеджер по рекламе, арендующий щиты, не в самых плохих местах, кстати, два – так и вовсе – на очень козырных перекрестках стоят.
И как он в субботу, озираясь, едет за своим откатом и по суеверной традиции спускает эти легкие деньги на алкоголь и кое‑что похуже.
И директор магазина, не старый еще, но очень задерганный жизнью дядя, которого с одной стороны достает головной офис, а с другой – истеричка‑жена.