455786

- Бородавки? – уточнил батюшка, но разговор прервался из-за предложенного Черёмухиным тоста за упокой души безвременно всех покинувшего Егора Тимофеевича Кузьмина. Выпили за его трудовые подвиги, за его вклад в жизнь деревни и вспомнили несколько неординарных поступков им совершённых. Спустя пару часов застолье «разгулялось». Бабульки исчезли сразу после немногословного, но достаточно вольного, в смысле канонов, монолога батюшки о предназначении человека и женщины.

Митрофаныч, охваченный своей целью «воскрешения» Мухина и подогретый водочкой потихоньку наводил мосты к батюшке. Батюшка, несколько разомлевший, это чувствовал и никоим образом не препятствовал козням фронтовика.

- Батюшка у меня к вам дело есть. У меня друг пропадает. У него жена уж год как преставилась и перед смертью его страшной нечистью от водки спровоцировала. Он совсем не «употребляет» теперь, но только не в этом суть. То, что он от водки спасён – кому-то даже и счастье, а то, что от колдовства ейного он погибнуть может это факт. Честное слово, - Митрофаныч зачем-то перекрестился. – Вот вы батюшка зятя Ерофеевых знали?

- Это тот, что на кладбище давеча помер? – спросил батюшка.

- Испустили ему душонку-то, в том то и дело, - хитро произнёс Митрофаныч.

- Это кто же руку на него поднял? Ироды из моего прихода? Как фамилия? – горячился батюшка.

- Боже упаси, ваше преосвященство, это и есть колдовство Прасковьено. Тут, кстати, не только колдовство: тут ещё и карма, и гугеноты… - таинственно подитожил Митрофаныч.

- Гугеноты это хуже, - задумавшись, произнёс батюшка. - Ну, сыну-то божьему как не помочь, поможем. Я сгинуть ему не дам, это я тебе обещаю. После поминок пойдём один обряд сотворим. Мне ещё бабка про него рассказывала – панацея, я думаю, и против гугенотов поможет.

- Пана…что? – переспросил Митрофаныч.

- Да, ты мне не веришь что ли, микроб Божий?

- Ваше благородие, что вы, верю, - сконфузился Митрофаныч. - Я просто не расслышал, у меня осколок с войны за ухом семь лет сидел.

- Знаешь, куда идти придётся ради спасения твоего друга? – улыбнувшись, спросил батюшка.

- Пойду куда угодно, я всю войну прошёл.

- На кладбище.

- Куда? – переспросил Митрофаныч.

- На кладбище и после полуночи, - зловеще засмеялся батюшка, – и не вздумай юлить! Я твой портрет запомнил. Сегодня, после поминок. Понял!?

Батюшка и Митрофаныч к началу похода уже мало чего боялись, а вовсе даже наоборот: жаждали омыть свои руки гнусной гугенотской кровью и разрушить чёрные наговоры, погубившие девственную душу раба божьего Тихона Мухина. Пошли они не с голыми руками: батюшка оторвал кол от первого попавшегося забора, заявив, что осина в борьбе с гугенотами издревле первое средство, а Митрофаныч сбегал за ружьём с которым он сторожил колхозных кур. Две ужасающие фигуры, гонимые великими целями, покинули деревню за полночь.

- А мы батюшка, куда конкретно на кладбище идём? – поинтересовался Митрофаныч, оглядываясь в темноте.

- На могилу к Прасковье твоей. Как придём, я на могилке молитвочку прочитаю и всё у твоего Мухина будет хорошо.

- А кто же знает где могилка то её? Я ведь ни разу там и не был, - едва успевая за широкой поступью батюшки, семенил Митрофаныч.

- Я помню, при мне хоронили. Найдём, не тревожься, - заверял батюшка. – Ишь ты, вздумали честных людей заговорами путать, ну молодёжь пошла! Сорванцы!

«Какая молодёжь, коли Прасковья умерла?» - подумал Митрофаныч, но не придал этому значения. Меж тем они приблизились вплотную к первым могилам.

Три рядовых милиционера с рацией находились в старом склепе, построенном ещё до революции в угоду местному помещику и ели тушёнку. Они, не скупясь на выражения, костерили своего начальника за подобное задание и пугливо прислушивались к изменчивой тишине зимнего кладбища.

Ничего не подозревающие батюшка и Митрофаныч приступили к поискам Прасковьеной могилки в то время как, по невероятному для здешних мест стечению обстоятельств с противоположного фланга на кладбище надвигался грузовик с бандой богохульников.

На кладбище было холодно, темно и страшно. Митрофаныч уже начинал побаиваться окружающей среды и пытался всё ближе и ближе идти за батюшкой, вовсе не оглядываясь по сторонам. Мрачные кресты, торчавшие из земли, наводили ужас на фронтовика. Ему хотелось, пожалуй, даже и убежать, но сделать этого он уже был не в силах. Прячась за широкой спиной батюшки Бориса, он снял с плеча ружье.

- Митрофаныч, знаешь, как иной раз бывает, что люди в могилы проваливаются? – не оборачиваясь, говорил батюшка.

- Как так проваливаются? – трусливо вымолвил Митрофаныч.

- Как так, а вот так. У меня случай был. Пошел один мужик к жене на могилку помянуть и всё прочее, да и провалился в чужую. Там так дух от страха-то и испустил. Его самого–то нашли через месяц. Прямо в гроб и ухнул бедняга.

- Почему же он провалился? – спросил Митрофаныч, начиная приглядываться к тропинке.